Во власти речных ведьм

Значит, вас давно избрали речные ведьмы свои огрехи исправлять, и не случайно судьба свела вместе. За день до смерти тетя Наталья говорила Кате про двойную перевернутую семерку. Так у нас еще день Седмицы-Молчуньи называли. Катя рассказывала, ох не знаю… Если попробовать перевести старинную песню-легенду, получается, что у речных ведьм четырнадцать жизней и смертей в семи мирах и двадцати одном исходе. Дядя Сережа со стариком Кулаковым, бывшим директором краеведческого музея, нашли упоминания об этом. Когда здесь появились первые поселения людей, началось поклонение речным духам. С ними общались женщины-веды. Был целый ритуал с подношениями металлических предметов: отлитых дисков из бронзы, меди, железа и украшений. Главная жрица-веда надевала костюм с узорами из семи двойных перевернутых символов, по форме песочных часов. Только вместо песка по семи лучам у каждого символа скользили непонятные витиеватые знаки, похожие на чужую письменность. Кулаков думал, что лучи это семь измерений. А семь перевернутых знаков – семь жизненных исходов речных духов. Возможно, речные веды были особой формы жизни. Здесь на Седмице они отобразили зеркально свой мир в нашу среду обитания, чтобы выжить в наших условиях. На Седмице в день Молчуньи наш мир и ими созданный разделяет лишь тонкая грань. Грань эта, как мощная энергия, может соединить живых и души умерших людей. Соединить реально, как порванную цепь. Эту связь дано почувствовать немногим, избранным. Тетя Наталья считала, что это Катина судьба. Наказание? Расплата за долги? Или уникальная возможность и прощение? Я так понимаю, речные ведьмы могли наделить человека особой способностью находиться на грани между жизнью и смертью. Это я не о коме, а о связи двух миров и о том, что человек может изменить свою судьбу. Абсолютно кардинально, вне зависимости от складывающихся обстоятельств.

– Нетушки, хватит, девчата. Как же я устал от вашей болтовни, – взвился Иван.

Он не встревал в наш разговор и усиленно, молча делал вид, что прибирается в салоне.

– У меня пропало желание вас на озеро везти. И вообще, я есть хочу. Рита, имей в виду! Галька отменный борщ варит. Утром проезжали, из летней кухни такой дух вкуснячий шел!

Ритка было уже хотела ревниво напуститься на своего парня. Но… В уснувших динамиках, несмотря на то, что запись давно кончилась, раздались бульканье и всплески. Они странным образом наложились на крики воронья. Испуганные птицы стаей летели от Седмицы. Садились на дуб, каменный крест.

– Вор-р-рон пр-р-р-ред-вест-ник смер-р-р-р-ти. Двадцать пер-р-р-р-вый день. Кр-р-р-ре-ст, кр-р-р-ре-ст…, – картавые угрозы повторялись вновь и вновь.

Иван буквально выдрал диск из автопроигрывателя. Вышел из машины и запульнул его в неизвестном направлении. Наорал на нас:

– Речные ведьмы! Весь сказ! А вы уши по их шептанию парусами настроили. Нечего в эту дрянь вникать! И дураку понятно, что они продолжают над людьми глумиться.

В общем, на озеро мы не поехали, а пообедали на берегу у реки, в палатке деда Матвея.

– Дашенька, эт-само, что сказать хочу, – смакуя, уплетая домашнюю стряпню, осоловело поведал он. – Тень вторая Седмицы, эт-само, теперь все время на воде лежит. Как солнце встает, эт-само, и темень от креста растет к воде, там в аккурат и накладывается на тень от самой разбитой скалы. Появляется, эт-само, как в Молчунью прорубь в духовы чертоги. Доселе такого не было! Крест-то в воде, эт-само, никогда не купался. Родственники каждый день сторожат, зовут пропавших, эт-само. Как прорубь Седмицы резиной черной подернется, глянь, тащат из него своего иль чужого. Дашенька! Сходите с нами, Катю покликайте. Глядишь, эт-само, на ваш голос она дорогу найдет!

На следующее утро, в указанный Матвеем час, мы в том же составе пришли на берег к Седмице. Я и Рита зашли в воду, неглубоко, конечно. Страшновато было! Общее настроение накладывало отпечаток на натянутые нервы. Ваня на песке за нами маялся. Дед Матвей настороже, как бывалый на подхвате, для верности. Рассвет был красный, ветреный. От воды тиной и холодом веяло. Я уже подумала, нечего было в воду заходить. Ногам знобко… Рядом еще люди, знакомые и нет, по грудь в воде замерли. Лица серьезные, печальные, словно на похоронах. Мы все ждали, когда тень от креста вырастет до кромки воды. Солнце яркое тревожное медленно лезло вверх по розовым облакам, как по лестнице.

– Смотри, Даш! – Риткин палец дрожал. «Темень», как точно сказал дед Матвей, тяжело ползла по спуску к реке. От каменного креста – узкая, как пика, дальше расширялась, наливаясь чернотой. И вот уже располнела, заняла всю дорожку, поглотила и кусты по обеим сторонам. Черная огромная стрелка ползла, указывая на чертоги речных ведьм. Казалось, что трава пригибается от ее тяжести. Вот-вот слышится, под ней хрустит, шуршит песок. Плещется речная вода, рябь по глади пошла. Лодкой громадной поплыла тень, как нечто живое. Прямо на нас, к нашим ногам!

– Глянь, Ванька в сторону отскочил…, -удивилась Ритка. – Ох, герой-воробей!