– И-ть, Аркашка тут сидел, – кивок на скамью в первом ряду. – Когда я еще живой был, он сюда частенько распивать приходил – от супругиных глаз подальше, чтоб его не пилили. Чекушка водки уже высохла, он бухой был. А тут, бомжи эти значит, в оборот его с расспросами взяли. Да что впустую, и-ть, слова сеять. Давай, покажу лучше! Девах, у тебя фонарик, ну посвети.
Катя включила фонарь и направила его на ту скамью в первом ряду, как и просили. Мы не знали, что будет дальше.
– Щас, и-ть, настроюсь, – Серафим пристально вперился в освещенный пятачок. И там действительно начали формироваться образы, вначале неясные, а потом… На скамейке проявились: незнакомый пьяный мужчина средних лет и Олег с Маринкой. Мой малыш на ее руках! Потом мы явственно услышали разговор. Маринка выпытывала у алкаша, кто он, что из себя представляет. Да ловко как, с подходцем! А тот, дурак, язык по ветру!
– Вот пришел Серафима сторожа помянуть. Седьмая годовщина его героической гибели! Спас он меня. Можно сказать, человеком сделал! Я от жены здесь прятался, значит она, стерва, во всем виновата! Развелись. Ей квартира, мне машина отошла. Живу, сам себе хозяин. Птица во-вольная! На акции воробьевские с его завода домик себе на окраине прикупил. Смотри – достал из кармана фотку, а вместе с ней выгреб да уронил какие-то документы. Маринка помогла поднять.
Я даже ойкнуть не успела, Олег одним движением свернул пьяному шею. Тот, не осознавая, прохрипел начатое слово и затих. Маринка съерничала: «Спи моя радость, усни!» Они закопали его под скамейкой, на которой сидели.
– Да, он сейчас, как лютый загнанный зверь. Будет убивать всех подряд, если выгода есть, чтобы затаиться или сбежать отсюда! – в сердцах сказал Вячеслав. Он был уже готов поверить в увиденное призрачное кино Серафима.
Присев на корточки, Крынкин подкопал рыхлую землю. Тяжело вздохнул. Позвонил, вызвав опергруппу. Я же подумала: вот они, факты, о которых раньше говорила мне Катя. Страшная череда трупов, людей, которых убили эти мошенники Олег и Маринка. Неужели она тоже моя сестра?! Серафим – призрак, оказавшийся свидетелем, знал убитого только по имени – Аркадий. Парочка его обчистила, документы забрала. Город не такой уж маленький, поиски начали с архивов заводов Воробьева. В разные года их, оказывается, было три и ещё несколько отдельных комплектующих цехов. Аркадий мог там работать и жить недалеко от стадиона. Упоминание о разводе, разделе имущества, внешнее описание, каждая зацепка пошла в разработку. По ночным улицам колесили служебные и свойские авто, полиция и дружинники прочесывали город. Убийцы где-то близко, и с ними мой малыш! Семь лучей шоссе выходили из городка, переведенного на осадное положение. Несколько полицейских блокпостов встали на каждом из них.
Время затягивало неопределенностью мое воспаленное сознание. Мне казалось, что-то важное ускользнуло от восприятия, когда Серафим показывал свое кино. Повторить его невозможно, он уже ушел. Ушел неожиданно, не попрощавшись с нами, тогда же перед приездом оперативной группы. В арку входа неожиданно ворвался яркий свет – машина, потеряв управление, врезалась в неё со стороны шоссе. Со скрежетом и стоном перевернулась, кубарем влетела на стадион.
Загорелся бензиновый след. Еще одно кино Серафима?! Крынкин кинулся к авто. Рывком дернул дверь со стороны водительского сиденья. Он успел вытащить пострадавшую, прежде чем машина вспыхнула. Взрыв оглушил и ударил по старым каменным стенам. Они отразили его внутрь стадиона: затрещали старые деревянные скамейки, столб табло накренился и медленно, ржаво воя, упал вдоль прохода трибун. А в стороне я увидела Серафима, помолодевшего. Он упоенно щелкал фотоаппаратом происходящие события. Рядом стояла красивая тридцатилетняя женщина. Прижавшись к нему, она счастливо улыбалась. В отсветах пламени они вышли вместе через полуразрушенную арку. Потом мы узнали у Севастьяна, его мать умерла. Прошел двадцать один день, и ее душа появилась на заброшенном стадионе, увела с собой погибшего мужа. Наконец-то кончилась его семилетняя посмертная вахта сторожа. Он свободен! Но что-то очень важное ушло вместе с ним.
– При жизни папа был заядлым фотолюбителем и домашнее кино делал. Рисовал мультфильмы. Не знаю, что ещё рассказать. Вячеслав Глебович, вы хоть вопросы задавайте, – Севастьян и рад бы помочь, но как? – Обратите внимание, опять крутятся ведьмины числа: семь лет со дня гибели, двадцать один день со дня смерти мамы, – посетовал он. – А в арку врезалась кто?! Дочь общенародно-известной Кетлихи!
– Н-да, – Крынкин был серьезен как никогда. – А знаете, что она сказала, когда очнулась в больнице? Ехала, мол, из гостей. Трезвая! На шоссе вдруг ей причудилось, что на машину обрушились тонны воды. «Се-т-ми-ца», – бурлила вода. Автомобиль не слушался, его резко повело вбок. Когда машина врезалась в каменную арку, Лиде показалось, что она налетела на глыбу Седмицы. Можно принять за бред, но… в ее волосах были речные водоросли, а на ковриках в машине – речной песок.
17. Бред, да и только?!