Во все Имперские. Том 3 (СИ)

— Ну вот и умница, — похвалил я, — А теперь вали отсюда. Ты же знаешь, где комната Головиной? Вот туда иди. И жди там. Когда баронесса Головина, твоя госпожа, тут закончит, она вернётся к себе и ты сделаешь ей отличный куни перед сном.

— Что сделаешь? — не понял Понятка.

— Куни, — коротко пояснил я, — Давай, вали уже. И помни, что если будешь болтать, госпожа баронесса тебе яйца отрежет, вместе с головой.

Холоп удалился. Над нами всё еще метался магический вихрь.

— Осталось последнее, — сообщила Головина, — Встаньте в круг. Ближе друг к другу. Возьмитесь за руки.

Мы образовали круг, в который встала и сама Головина.

Эфиоп рядом со мной стоять не хотел, хотя нос у него уже давно регенерировал, так что в процессе перемещений я оказался между Чумновской и Громовищиным.

— Ну уж нет, — заявил я, — Держать за руку Чумновскую — себе дороже. А держаться за руки с мужиком — это вообще по-пидорски.

Я сменил местоположение, выкинул из круга Корень-Зрищина и встал между Головиной и принцессой.

Корень-Зрищин занял моё старое место.

Мы все взялись за руки. Рука принцессы держала мою мягко и нежно, зато Головина вцепилась в меня своими наманикюренными ноготками, как будто хотела вскрыть мне кисть до мяса.

— Ничего, что я в перчатках? — спросила как и всегда мнительная Чумновская.

— Мне б тоже не помешала перчатка, желательно боксёрская, — заметил я, — Для той руки, в которую вы вцепились, Головина.

— Повторяйте за мной, — приказала баронесса, — Да свершится новое основание, да будет посажен новый корень, да возрастёт Дерево на почве, да усилится магия! Сегодня мы создаём новую ложу. Per voluntatem primae arboris revelatur!

Мы повторили, хотя в латыни никто из нас, кроме Головиной и принцессы, силён явно не был.

Вихрь магии под потолком бешено закрутился, превратившись в ураган. Некоторые пошатнулись, но никто не отпустил руку товарища.

— Да взойдёт новый круг Невидимой Империи консервативной магократии! — твёрдо провозгласила Головина, — Ложа «Лицей — восемь».

Последнее, видимо, было нашим названием, которое нужно было назначить в конце ритуала.

Последовала ослепительно яркая вспышка, как будто в кладовке школьного театра взорвалась атомная бомба. Через мгновение магический вихрь исчез, растворившись во вспышке.

Помещение, теперь освещаемое только свечами, погрузилось в полутьму. Наши руки разомкнулись, ручка принцессы чуть задержалась в моей ладони, на одно мгновение.

— Всё, — устало сообщила Головина, — Сработало. Мы все под защитой ложи, а это помещение отныне — наш масонский храм. Здесь никто не может нас подслушать, и никто посторонний не может сюда войти во время нашего собрания. Мы теперь связаны магией и способны усиливать магический потенциал друг друга. Но этому нам еще предстоит научиться.

— Плевать на потенциал и учёбу, — нетерпеливо потребовал Пушкин, — Давайте уже делить нашу корону! Корону Чудовища! Мы же для этого собрались?

Ни фига себе дерзкий парень.

Не, я, конечно, понимал, что у Пушкина весь мундир в заплатках, и ему срочно нужно бабло. Это было понятно.

Но была небольшая проблемка.

Дело в том, что, как вы уже догадались, я просто так делиться с товарищами короной не собирался.

Глава 49. Золото масонов

Шефу Охранного Отделения Его Сиятельству графу СОКОЛОВУ, сверхсекретно:

«В связи с событиями в Арске и резко изменившимися обстоятельствами считаю необходимым немедленно связаться с Нагибиным. Не раскрывая моего инкогнито, разумеется. Иных вариантов не вижу. Вред для операции ШЕРПУНЬ будет минимальным, я полагаю.

Жду вашей санкции.

Ваш верный слуга и холоп.

Слово и Дело!»

ОТВЕТ:

«Сомнительное намерение. Но иного выхода не вижу. Санкцию даю.

СОКОЛОВ»

— Корону сначала нужно откопать, — напомнил Пушкину эфиоп.

— Откопаем прямо сейчас. А потом поделим! — потребовал не в меру жадный нищеброд и потомок поэта по совместительству.

Я деликатно кашлянул.

Пушкину это пришлось не по нраву, парень напрягся.

— Сперва нужно решить вопрос с предателем, — осторожно предложил я.

— С кем? — нахмурилась в своём фирменном стиле Головина.

— С предателем, — объяснил я, — У нас крыса, в нашей ложе. Если вы не заметили, Огневич только что прессовал вас с друзьями целый час и требовал отдать корону. Откуда он по-вашему вообще узнал о том, что мы спёрли корону?

— От Охранки, от кого же еще, — отмахнулся Пушкин, — Ты нам мозги не канифоль, Нагибин…

— «Мозги не канифоль»? — осадил я Пушкина, — Стыдно, молодой человек. Вот подумайте, разве мог ваш великий предок-поэт сказануть подобное быдланское выражение? Сильно сомневаюсь. Так что базар фильтруй, Пушкин.

А узнать о короне от Охранки Огневич никак не мог. Дело в том, что я нахожусь под персональной защитой Охранки. Охранное Отделение меня покрывает. Даже когда я ворую короны у рублёных претендентов на престол. Так что единственная причина, по которой вы все до сих пор на свободе — это я. Точнее, мои связи в Охранке. А Огневичу нас сдал кто-то из присутствующих. Больше некому.

Повисло тяжелое молчание. Все смотрели на меня, я смотрел на Пушкина.