– Да все с ним в порядке, – Машка уже слышал от отца, что этот попрошайка просто ловко притворяется. Поваляет дурачка денек-другой – и на новое место. – Отец говорит, у него столько денег, что и нашему главному не снилось.
– Да? Не может быть! Нет, ты что-то путаешь…
– А вот смотри.
Пока братья отвлекали мычащее и пускающее слюни существо, Машка подкрался к нему сзади, примерился и отвесил ему такого пинка под зад, что тот слетел со своей импровизированной паперти и растянулся у всех на виду, обнажив при этом довольно грязное нижнее белье. Вскочив на вполне здоровые ноги, нищий обвел бешеным взглядом окружающих в поисках того, кто осмелился так подло напасть на него. Наконец его налившиеся кровью глаза уперлись в заробевшего и враз утратившего весь былой задор Машку. В следующий момент прохожие с удивлением оборачивались на мальчишку, со всех ног удирающего от грязного оборванца, который совсем недавно не мог внятно произнести ни одного слова, но сейчас орал благим матом на всю округу:
– Ах ты вонючий пес, сын ишака и дохлой верблюдицы, сейчас ты у меня!..
***
Как только стемнело, всем сразу показалось, что заночевать в пещере вдали от родителей было плохой идеей. Костер отбрасывал на стены страшные тени, жутковато завывал ветер, а глупая Юдифь забыла сумку с провизией где-то, а где – не знает.
– Сейчас я ей зуб выбью! – все никак не успокаивался Фидул. – Ты ее не защищай, Машка! Ты вот мне скажи, как мы здесь до утра дотянем. Вся еда была у нее в сумке! Ты где ее оставила, вредительница?
Юдифь сидела в углу вдали от всех и тихонько подвывала.
– У меня здесь немного хлеба есть… – Машка долго копался в мешке и, наконец, вытащил несколько небольших свертков. Развернул их – в них оказалось четыре небольшие булочки.
– Что? Пять булочек? Нет? Вообще четыре? Ты считать умеешь? Нас здесь тринадцать! Все, мы до утра не доживем, – Фидул картинно схватился за голову и вдруг нахмурился. – Может, я все же дам ей в зубы, а?
Юдифь завыла в голос.
– Не надо в зубы, – Машка примирительно улыбнулся и разложил перед собой хлеб, разделив его на двенадцать равных долей. – Я не голодный, а папа мне говорил, что если откусывать маленькими кусочками и жевать медленно, то можно насытиться и очень небольшим количеством еды.
Когда каждый получил свою долю, все принялись отщипывать по маленькому кусочку от своего скудного ужина и так старательно его пережевывать, что могло создаться впечатление, будто это не обычный хлеб, а изысканное блюдо, которое жалко съедать быстро. Через несколько минут не осталось ни крошки. Все молча уставились на Фидула – что он скажет? Тот помолчал, задумчиво почесал затылок, потом неожиданно широко улыбнулся, хлопнул Юдифь пониже спины и хохотнул:
– Ладно, живи пока! Молодец, Машка!
***
– Играем в чатурангу! Кто победит – того главным и назначим. Верно я говорю? – прыщавая Юдифь подпрыгивала от нетерпения и теребила рукав Фомы. – Верно ведь, так честно будет, правда?
– Отстань! – Фома сердито прикрикнул на надоедливую девчонку. – Мы сыграем, но тебя мама звала. Иди уже, оставь дело мужчинам.
– Это кто мужчины? Это вы мужчины? – Юдифь бесстрашно захохотала Фоме прямо в лицо, за что тут же получила в глаз. Это было уже слишком – Машка подбежал к рассвирепевшему Фоме и попытался ударить его как можно больнее. Для этого он сжал кулак так, как его когда-то учил отец – до боли в суставах. Но это не помогло. Противник просто шагнул в сторону, и Машка, споткнувшись о его ногу, с разбегу врезался головой в булыжник, служивший столом.
Юдифь перестала визжать, Фома вдруг часто задышал, Матя укусил себя за палец. Машка не двигался, из-под его головы растекалось что-то черное и густое.
– Во всем виновата Юдифь, – уверенно сказал Фома.
– Точно, – согласился Матя.
Две жизни Ивана Ивановича
Давным-давно, в те времени, когда еще никто не слышал о тач-скринах, жил на свете очень богатый человек. Он управлял огромной корпорацией и был крайне доволен своим положением в обществе. Этого человека уважали и обращались к нему не иначе как… ну, допустим, Иван Иванович. Нужно сказать, что ему это не то чтобы нравилось, но и против он не был. В детстве его звали иначе, но как-то так само собой получилось, что в один прекрасный момент он превратился в две заглавные «И». Однажды, аккурат на следующий день после своего пятидесятого дня рождения, мужчина проснулся и понял, что ему больше не к чему стремиться. Деньги, власть, недвижимость, акции, женщины – все это у него было, но удовлетворения он не чувствовал. И вот стоит этот Иван Иванович перед зеркалом и с задумчивым видом потирает подбородок. Что делать? Как избавиться от этого неприятного ощущения между третьим и четвертым ребрами в левой части груди? Поразмыслив, человек решил, что раз никто ему не указ, то и делать он может все что угодно.