Во всем виновата книга – 2

«Призывая Безымянную Старуху, Давшую Жизнь Пятерым Бледным, повели, чтобы агнец был одурманен, но не убит. А призвав Старуху, возьми выкованную тобой железную иглу и зашей слова в плоть живого агнца…»

К моему изумлению, на середине третьего абзаца у меня закружилась голова. Задыхаясь, я сорвал с лица очки. Сердце прыгало, как рыбка в солнечный летний день. Тошнота, которую я приписывал дешевой еде и недостатку в ней мяса – мой намеренный выбор, – усилилась.

Доведет ли меня древний фолиант до кончины? Может ли такой предмет вливать в меня зло через чернила? Забавно, если любителя книг убьет книга, – но бывали и более странные случаи. Я ведь изучаю парадоксы.

Я бросил свою работу и, хватая воздух ртом, распахнул окно своего кабинета, а потом завернул книгу в ту же темную ткань. Наверняка есть научное объяснение для этого феномена. Должно быть, ибо два остальных варианта не выдерживают никакой критики: либо я сумасшедший, либо на моих глазах тонкий механизм вселенной рассыпался на части.

До чего же занятные отношения установились среди членов братства. Их разговоры преследуют меня, как раз когда я отхожу ко сну, когда я грежу об удивительной и наивной улыбке Летти или о безудержном смехе Грейс. Давление в груди, ощущение, которое я приписал внезапному резкому падению температуры в Лондоне, усилилось до ломающей кости боли, словно меня ударили по сердцу железным ломом.

Может быть, все-таки стоит сходить к врачу. Или к священнику.

ПИСЬМО, ОТПРАВЛЕННОЕ КОЛЕТТ ЛОМАКС А. ДЭВЕНПОРТУ ЛОМАКСУ, 19 сентября 1902 года

Любимый мой!

Это ужасно, это несправедливо по отношению к тебе, но сейчас я не могу писать пространно. Прости меня. В Страсбурге нет каналов, а ты знаешь, как я успокаиваюсь при виде воды, когда нахожусь в смятении; между тем меня снова позвали, хотят провести перед герцогом, как циркового пони. Я так тоскую по дому и по хорошей пинте горького пива – хотя ты знаешь, что в пиве я ничего не понимаю, – и еще по нескольким минутам тишины.

С любовью,

Колетт Ломакс

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА А. ДЭВЕНПОРТА ЛОМАКСА, 19 сентября 1902 года

Онемение в руках усиливается. Каждый раз, когда я беру Евангелие от царицы Савской, оно проникает мне в вены и разливается по внутренностям, как плохой алкоголь.

Не могу заставить себя сделать с этим хоть что-нибудь. В конце концов я отложил его – но на несколько часов позже, чем следовало бы. Почту сегодня принесли как обычно, я разобрал корреспонденцию, мы сели ужинать, я почитал Грейс «Тысячу и одну ночь», поработал над переводом и наконец открыл дневник – и вот я признаюсь, что не тревожусь, отравляет меня эта губительная книга заклинаний или нет. Я хочу бороться, отчаянно хочу. Меня позорит это безволие, эта тоска. Грейс начинает замечать, а она не заслужила всего этого. Кто должен оградить ее от таких вещей, если не отец?

Всей душой надеюсь, что в руки Грейс никогда не попадет столь опасный документ, как Евангелие от царицы Савской. И что она никогда не узнает (после того как я прочитал нам вслух недавнее письмо ее матери) о множестве страсбургских каналов.

Куда же все-таки занесло мою жену?

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА А. ДЭВЕНПОРТА ЛОМАКСА, 20 сентября 1902 года

Мерцает свет, правда тусклый и не дающий отрадного тепла. Окидывая мыслями прошедший день, я старался припомнить каждый нюанс разговора на собрании братства Соломона, и мне кажется, что ответ где-то рядом. Библиотекарь снова высказался насчет моего изможденного вида, но я сослался на резкую смену погоды и затянувшееся отсутствие жены.

Последняя причина моих симптомов – признаюсь в этом здесь, и только здесь, – совсем недалека от истины.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА А. ДЭВЕНПОРТА ЛОМАКСА, 21 сентября 1902 года

Случайно нахватанные знания о траволечении и умение найти в этом интеллектуальном муравейнике, то есть на моем рабочем месте, лучшие книги по нужной теме никогда не пригождались мне так, как сегодня, отчего день уже заслуживает упоминания. И еще сегодня вечером – и это тоже важно, пусть даже только для меня, – я впервые проконсультировался у прославленного Шерлока Холмса из дома 221B по Бейкер-стрит.

Когда я позвонил в дверной колокольчик и похожая на фарфоровую статуэтку пожилая дама с белоснежными волосами проводила меня наверх, то, к своей великой радости, я убедился, что Ватсон занимает те же комнаты, где когда-то поселился. Дверь в квартиру на втором этаже открыл именно он – Холмс как раз в это время с хохотом говорил:

– Нет, это просто преступление, что вас там не было, право же, Лестрейд дышать не мог от смеха, а Хопкинc уже никогда не будет смотреть на свисток прежними глазами.

Вот в эту обстановку непринужденного веселья я и вторгся в тот самый момент, когда Ватсон хохотал что есть силы. Невзирая на мои плачевные обстоятельства, я невольно улыбнулся ему в ответ, пожимая руку.

– Значит, вы его раскрыли? – спросил я доктора. – То… дело о китайской керамике?