Во всем виноваты «Битлз»

А фильм «Афоня» (1975 г.)?! Несколько секунд живой Машины времени»!!! Правда, с песней Юрия Шахназарова из «Скоморохов», но всё равно…

А «Романс о влюблённых» (1974 г.)?! Герой пел голосом А. Градского!

Все перечисленные фильмы были сами по себе хороши, но всё же процентов семьдесят молодёжи приходили на них исключительно для того, чтобы посмотреть да послушать так неожиданно пролезших в официальный советский кинематограф любимцев. Воспринималось это как чудо.

При здоровом желании создать группу не последнее место занимал выбор названия. Для этого существовало несколько технологий, к которым прибегали в том случае, если кто-то из участников будущего коллектива ещё с раннего детства не вынашивал какое-нибудь забористое, политое потом и кровью названьице типа «Лошади Пржевальского».

Чаще всего брали энциклопедический словарь и выписывали оттуда штук сто малопонятных, но броских слов типа «Конгломерат» или «Престидижитация», спорили потом до хрипоты и через неделю-другую успокаивались на каком-нибудь «Альянсе» или «Форуме».

Названия делились на две категории: что-то значащие и ничего не значащие.

Что-то значащие обычно содержали некий намёк на:

а) самоценность, лихость, величие — «Атланты», «Соколы», «Удачное приобретение»;

б) временные категории — «Високосное лето», «Времена года», «Сентябрь» (причём сентябрь мог ещё и иметь цвет, например чёрный);

в) родоплеменную привязанность, посконность — «Скоморохи», «Славяне», «Русь»;

г) некоторую ущербность и мизераблеобразноегь — «Дрова», «Осколки Сикорского», «Затворники», «В пальто»;

д) колебания воздуха — «Второе дыхание», «Ветры перемен», «Бриз»;

е) скрытые фрейдистские подкомплексы — «Автоматические самоудовлетворители», «Нерукотворный оргазм»;

ж) родственно-юридические дела — «Братья», «Наследники», «Казус» и так далее и тому подобное.

Ничего не значащие— как правило, эксплуатировали неожиданные, но дивные сочетания вроде «Хрустальный кактус», «Рубиновая атака», «Деревянный пирог».

Была ещё в Москве загадочная группа «Бобры» — к какой категории отнести их, сказать трудно.

Едва появившись, группы одним своим существованием породили постоянный и нескончаемый конфликт с советской властью. Причем сами музыканты по поводу сложившейся ситуации пребывали в полном неведении. Но это до поры до времени.

В горкомах и обкомах схватились за головы. Откуда взялась эта напасть?! Ещё недавно всё было так хорошо: джазисты разогнаны по углам, стиляги высмеяны и уничтожены как класс. И тут — на тебе: и волосы, и джинсы, и музыка эта — «Сегодня он играет блюз, а завтра покинет Советский Союз!».

А группы?! Под какое определение их подвести? Художественная самодеятельность? Так она должна быть при предприятиях. А тут собираются кто откуда и несут в массы чёрт-те что без разрешения. Главное, что без разрешения! И молодёжь вокруг них кучкуется, отвлекается от созидания и строительства светлого будущего. Надо бы постараться прихлопнуть.

Были и другие предложения — возглавить. Не вышло ни то, ни другое.

Тем не менее к середине семидесятых годов был уже выработан механизм, дающий возможность если не совсем разогнать конкретную группу, то создать ей в жизни значительные трудности.

Музыкант, как и любой человек искусства, не может существовать без аудитории. Он создан Богом для того, чтобы передавать своё мироощущение другим. Многомесячные репетиции, лишения, борьба с некачественной аппаратурой и баушками — все эти трудности преодолевались ради одной цели: публичного выступления. И власти ударили по самому больному месту — по возможности играть для зрителей.

Концерты как таковые для групп тогда были большой редкостью. В основном все играли на вечерах. Такие мероприятия устраивались в институтах и на предприятиях под многочисленные в те годы советские праздники. Студкомы и профкомы выделяли средства и приглашали какую-нибудь группу, которая после торжественной части играла в фойе на танцах.

Так вот, по всем крупным организациям Москвы распространили некий список ансамблей, приглашать которые на вечера не рекомендовалось. Где этот список родился — в недрах Министерства культуры или в трёх троллейбусных остановках — на площади Дзержинского — не важно, только самые продвинутые группы были лишены возможности выступать. Были попытки устраивать сейшены за пределами Москвы, где-нибудь в Тарасовке или Алабино. Фаны два часа добирались на перекладных в пургу и зной и… целовали закрытую дверь со свежей бумажкой «ремонт»: в последний момент менты прознавали и прихлопывали вечеринку, как полиция маёвку в 1906 году.

Но худа без добра не бывает: «лишенцы» моментально приобретали статус групп подпольных, а лучшую рекламу, чем запрещённость, и за деньги не купишь.

Следующим шагом государства стало обвинение участников групп в частном предпринимательстве и нетрудовых доходах. Речь шла ни больше ни меньше как об уголовной статье.

Музыкантов начали таскать в ментуру и с пристрастием допрашивать о наворованных у народа деньгах.