Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники

– Это официальная версия, – улыбнулся Георгий Иванович, – кому следует знать подробности, тот их знает. А вы, как свидетель, вправе сказать ровно столько, сколько посчитаете нужным, и не свидетельствовать против себя и близких вам людей. То есть вы имеете право умолчать обо всём, что грозит вашей безопасности.

– Это справедливо, – заметила я, – потому что я действительно пострадала незнамо за что и за чужие грехи расплачиваться не должна.

Согласившись со мной, Владленов выложил мне пачку фотографий и попросил опознать запечатленные на них лица. Я внятно, без запинки и без сострадания называла имена и клички тех, кого видела и следователь удовлетворённо кивал. Среди узнанных мною были и убитые хунвейбины, и следившие за мной бандиты, и окружение Самбэка и… мой Серёженька. Должно быть, при созерцании его сурового лика я не смогла изобразить должное рвение по разоблачению легендарного Бригадира и повисла скользкая пауза, которую сгладило предложение выпить кофе и перекурить.

Я нервно теребила сигарету, раздумывая, стоит ли мне выложить всё начистоту приятному во всех отношениях и внушающему мне доверие хозяину кабинета, когда он сам завёл разговор на эту животрепещущую тему.

– По поводу Бригадира… Мне ваше предположение показалось достойным внимания. Мы попытаемся связаться с соответствующей службой Госнаркоконтроля и согласовать наши действия. Вы наверняка догадываетесь, что это будет весьма непросто. Если всё действительно так, как вы сказали, то мы постараемся, чтобы Рапанов не пострадал…

– Это действительно так! – не выдержав, вскричала я. – Иначе он не стал бы прятать меня у своей матери!.. – и в ужасе от содеянного я прикусила губу. До крови.

Михаил порывисто сжал мою руку, а Владленов уставился на меня невыносимо долгим и внимательным взглядом. Я успела облизать кровь и изменить жалкое выражение лица на решительное, пока он соизволил глубокомысленно заметить:

– Это весомый аргумент… Весьма весомый… – сообразив, что по этому вопросу я замкнулась насмерть, он повёл беседу к концу: – Мне всё ясно, Вероника Борисовна. Обещаю, что предприму все меры по выводу Бригадира из операции, а вы со своей стороны пообещайте мне не заниматься самодеятельностью. Сидите в своей квартире и никуда не высовывайтесь. Думаю, ваш «домашний арест» продлится не более двух недель. Охрану вашего дома обеспечит старший лейтенант Коняев… – я вопросительно взглянула на Михаила, фамилию которого не знала, и тот ткнул себя в грудь. – Очень надеюсь на вашу осторожность, потому что любое неожиданное вмешательство в наши действия может повредить операции и повлечь ненужные жертвы… с обеих сторон…

Естественно, я поняла как сказанное напрямую, так и скрытый контекст! Но мириться со своей бездеятельностью не пожелала:

– А если непредвиденные обстоятельства?! Например, по дороге в институт. Я ведь приехала сдавать госэкзамены, а не сражаться с мафией! Я и так затянула со своей учёбой дальше некуда! Мне надо срочно взять пособия и задания на летнюю сессию!

– Одной поездки вам для этого достаточно? – демонстрируя долготерпение, поинтересовался Георгий Иванович. Я сердито кивнула. – На одну поездку я предоставлю вам сопровождающего. Держите связь через старшего лейтенанта. У меня всё. Спасибо за содержательную беседу.

Более чем прозрачный намёк, что пора уматываться, я приняла легко, можно даже сказать с удовлетворением, и поспешила раскланяться. Михаил без задержек последовал за мной. Коротая время в ожидании мотающейся по своим делам Тоськи, я попробовала подшутить над своим личным охранником:

– Оказывается, ты не только «мишка», но и «коняшка»!

– Только когда ты сверху, заинька, – с доброй усмешкой парировал он.

– Мишка! – смутилась я. – Это что за скабрезные намёки? Об этом больше не мечтай!

– А вот мечтать ты мне не запретишь, любимая, – тихо сказал он.

Я растерялась, но тут, слава Богу, подъехала Тоська:

– Эй, голуби мои! Лошадь подана – садитесь! – мы втиснулись в салон и она поинтересовалась: – Ну, и какова санкция прокурора?

– Велено посадить меня под домашний арест. А товарищ старший лейтенант передан мне в безвозмездное личное пользование и в конвоиры. – Михаил хмыкнул и я добавила: – В рабочее время, конечно…

– Я, как истинный патриот, готов трудиться круглые сутки! – возбудился «мишка».

Тоська расхохоталась, а я сочла молчание наилучшей реакцией на эту провокацию – хотя жутко хотелось сострить по поводу «медвежьих услуг» влюблённого энтузиаста!

Затарившись продуктами, напитками, кофе и сигаретами, мы отправились ко мне. По пути наверх я постучала к Марии Игнатьевне и, наспех чмокнув её восторжённо-испуганное лицо, попросила на прокат чайник и чашки.

– А пироги возьмёте? – с несвойственной ей робостью спросила соседка, не решаясь задать кучу выпирающих из неё вопросов.

– И пироги возьмём, и вас с Тихоном, – радостно пообещала я. – Пироги сию минуту, а вас вечером. У меня там чёрт ногу сломает, надо хоть немного прибраться!

Переступив порог мой квартиры, Тоська сморщила нос:

– Фу, какая вонища! Как ты тут спать собираешься?