Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники

— Это несложно, — заявила я. — Я помню, что ячейка не выше второго ряда, с правой стороны и посредине зала. Зал, ближайший от входа. Возьмёте с десяток своих подлипал и методом тыка найдёте вашу наркоту. Коли, конечно, она ещё там: ведь четвёртые сутки лежит… И не забудьте: спортивная сумка зелёного цвета с двумя карманами. Внутри, на пакете с наркотой, приметная голубая косынка с ромашками.

— Всё ясно! — закончил дебаты Самбэк. — Мамай, бери пацанов и дуйте на вокзал… — он повернулся ко мне и осклабился: — А вам, мадам, полагается награда! В виде сюрприза…

— Какой там ещё сюрприз? — затосковала я, зная, что ничего хорошего от Самбэка мне не отломится. — Не надо мне от вас сюрпризов! Отпустите на все четыре стороны — и всё!

— А вот это не вам решать! — рявкнул Самбэк и приказал Адвокату: — Пойди, приведи Берлиоза… Он там поди истомился. Тоже сюрприз ждёт…

Глава 12

Долго ждать сюрприза мне не пришлось. Минут пять не больше. Я даже не пыталась угадать, что за бомбу припас для меня Самбэк, но в том, что мне сделают больно, не сомневалась. Мафиози коротали эту паузу над шифровкой и тихонько бубнили о своём, а Бригадир зачем-то поднялся и встал у стены, облокотившись на неё и скрестив руки. Лицо его было хмурым, а глаза внимательно наблюдали за всем сразу, изредка задерживаясь на мне. А я равнодушно цедила сок, потому что вся пересохла от обильного выделения жидкости в виде пота: аспирин делал свою работу.

Дверь распахнулась и показался Адвокат об руку с каким-то тощим седым стариком в затёртых джинсах и в свитере ручной вязки. Из-за его плеча осторожно выглядывал Док и я успела подумать, что, по-видимому, Самбэк позаботился, чтобы было кому меня откачивать от потрясения после получения его сюрприза.

Вошедшие сделали несколько шагов вперёд и остановились. И все уставились на меня. Я, недоумевая, поискала глазами сюрприз, и остановила взгляд на новеньком.

Старик, как старик… Измождённый, пышная седая грива, как у композитора или художника, небритый подбородок и впалые щёки, седая поросль которых напоминала иней… И глаза… Внимательные, слезящиеся и синие, как у…

Меня охватил нестерпимый жар, я вдохнула поглубже и стала медленно подниматься, не спуская глаз со старика, а тот подался вперёд и тонкие губы его шевельнулись:

— Вероничка…

Боже! Это немыслимо!.. Мой стул с грохотом опрокидывается на пол и я воплю, как на пожаре:

— Па-па-а!!!

И в один прыжок я оказываюсь рядом с группой, с непонятно откуда взявшейся во мне силой гладиатора откидываю к стене Адвоката и падаю на грудь старика…

Это действительно был мой отец. Человек, который подарил мне жизнь. И который её разрушил. Мой папа. Папочка… Восемнадцать лет моей жизни он был единственным любимым мужчиной. Он был защитником, другом, кумиром, царём и Богом… И предателем! Злым гением наших с мамой судеб…

Несколько секунд мы читали всё это в глазах друг друга, невесомо касаясь пальцами щёк, волос и рук, — и молчали. Тишина стояла такая тяжёлая, что сдавливало грудь. И наконец, отец выдохнул:

— Доченька!.. Принцесса моя… Я натворил столько ошибок!.. Прости…

Этого сделать я не могла, но ко мне вернулся дар речи:

— Папа… Папочка… Почему ты такой старый? Что они с тобой сотворили? — я поглубже заглянула в его глаза и ужаснулась: — Ты делаешь им наркотики? Ты наркоман?!

— Нет, я не наркоман, — поспешно отказался отец, — им нужны мои мозги… Ясные и способные работать. И потому я под постоянным контролем. День и ночь…

Мы говорили тихо, но эхо доносило до врагов каждое слово… Слова звенели и падали… Нет, это в ушах дробилось и бухало эхо… Как в бане…

Я вцепилась в плечи отца и задохнулась:

— Ненавижу их!!! Всех до единого… Папа, ты только не сдавайся! Я тебя спасу, я обязательно что-нибудь придумаю…

Он благодарно поцеловал меня в лоб и встревожился:

— Какая ты горячая, Никуша! У тебя жар?!

— Да, папа, у меня жар. Жар и чад. И ад. С самого воскресенья.

Отец осторожно прижал меня к груди:

— Бедная моя девочка! Тебе нужна моя поддержка, а я ничего не могу… — он прервался на полуслове и горячо прошептал: — А Таня?! Таня тоже в беде?!

Я опустила руки и отстранилась:

— Мама умерла. За два дня до своего сорокалетия. Она не прожила без тебя и года. Не смогла. Она слишком любила тебя, папа… — отец застонал и судорожно ухватился за мою руку, но я вдруг вспомнила все свои обиды и завелась: — А ты?! Ты счастлив был в своём Харькове, пока мы с мамой горе мыкали? И где же сейчас твоя молоденькая шлюшка, папочка? Почему не с тобой?

— Мы расстались через год. Я вернулся, искал вас… — жутко волнуясь, стал оправдываться отец, — но вы как сквозь землю провалились…