Вода и Перо. Узел (СИ)

— Эй, а я-то тебе что… — и вспомнил. Был хреновый день. Хреновая неделя скорее, или даже больше, а шеф потребовал прийти. Кит приперся зачем-то в полдень, хотя было сказано на закате, поцапался с Меган, надеялся переспать с ней же, но она его отшила. Тогда он выпил еще, бродил по кругу в охотничьем зале, пялился на картины в дорогих рамах — вроде, и вычурных до отвращения, а вроде и красивых. Поцеловал какую-то служанку…

У нее тогда волосы были длинней. Он помнил, как зарывался в них носом, и как из-под кудрей выглядывали маленькие груди над стянутым до пояса платьем.

— Ты же не сопротивлялась, — брякнул, ничего не понимая.

Щеку обожгло резкой болью, голова мотнулась вбок.

— Ауч, — Кит накрыл горячий след пощечины. Обри стояла перед ним, сжимая кулаки, маленькая, яростная. Сколько ей лет? Ну не пятнадцать же, правда? Если ее к О’Флаэрти взяли, значит, все-таки взрослая. Просто выглядит так.

Совсем не в его вкусе.

— У меня остались шрамы от тех камней, — выдохнула тихим, дрожащим голосом. От злости? Ну сказала бы тогда, он бы подвинулся… Наверное. Все-таки пить надо меньше.

— Ну, извини.

Среагировал в этот раз быстрее, перехватил руку.

— За что?!

Монах закрыл лицо ладонью, потом взял Обри за плечо. Она вздрагивала. Тоже от злости, что ли? Почему, что происходит вообще?!

Обри швырнула ему под ноги кошелек.

— Можешь вернуть своему Ямбу или как там его на самом деле. Я не стану с тобой работать.

Как-то часто он смотрит ей в спину. Повернулся к Роксану.

— Ты что-нибудь понял?

Роксан убрал заколки в кошель, тряхнул головой, заставляя зализанные раньше волосы рассыпаться по плечам.

— Не имеет значения, — оперся о стену, начиная расшнуровывать высокие сапоги. — С музыкантом была Ида.

— Кто?

Брат посмотрел снизу вверх, кивнул чему-то, продолжая разуваться. Опять ужасно захотелось его ударить.

— Мы команда, — напомнил Кит сердито. — Обри — наша напарница. Нельзя ее бросать!

— Скажи это ей. Ида — наша сестра. Ты, очевидно, не помнишь…

Мама с круглым животом. Много смеется и всегда рядом, каждый день. Киту разрешают потрогать, а под кожей что-то шевелится. Страшно. “У вас будет сестра!” “А может, брат?” — ревниво спрашивает Рок. Мама смеется, гладит по голове. “Ваш папа все посчитал и уверен, что родится девочка. Такая же рыжая, как мы с Китом”.

Папа все время ходит с бумагой, что-то пишет. Это называется нумерологией. Папа архитектор, он строил Илату. Он верит в цифры больше всего.

Потом мама долго болеет. Кит ее почти не видит, а когда один раз спрашивает о сестренке, мама плачет и скоро уезжает. После этого она почти не бывала дома.

— Ребенок же умер, — сказал медленно. Вцепился в брата, тряхнул, повторил: — Она умерла! Я помню!

Лицо у Роксана было неподвижное, как на портретах.

— Отпусти. Мне надо снять сапоги Ольги.

— К птицам твои сапоги! Она умерла! Родилась мертвой, я теперь понимаю!..

— Она родилась живой, — брат все же отцепил Кита от себя, вернулся к своей сушью проклятой обуви. — Просто отец высчитал, что она будет бездарной. И заплатил повитухе, чтобы та сказала, что ребенок мертвый. Я видел бумаги и подслушал разговор.

— Не может быть. Папа бы не стал!.. — запнулся, тяжело дыша. Папа. Киан О’Киф. Всегда с пером, терпеливо учащий сына рисовать линии и завитки. Он когда-нибудь говорил не о магии?

Кит сглотнул. Спросил глухо:

— Что они собирались с ней делать?

— Не знаю, — Роксан не смотрел на него. — Я решил не ждать. Мы тогда в городе жили, если помнишь, так что я взял девочку и отнес в монастырь.

Кит сел на землю. Он не понимал. Не хотел понимать. Не хотел видеть, как ровно складывается картинка, щелкают кусочки головоломки, выстраиваются обрывки воспоминаний. Прошептал:

— Зачем? Ну не было бы у нее магии, ну и что.

— Не “и что”, — уверенно ответил Роксан. — У О’Тулов был родной сын, сбежал из дома в двенадцать лет, но его не стали искать, потому что он был бездарным. Гомер — сын Фэй О’Герман, но работает домоправителем. Бездарный не может наследовать фамилию и имущество одаренных родичей, заседать в совете, владеть землей в размере более трех государственных полей. Бездарный — прерванный род. Бездарный — пятно на репутации хуже бастарда. Конечно, тебе плевать, герб О’Киф все равно уже не отмыть после твоих выходок.

Кит все-таки врезал ему. Попытался. Роксан легко ушел из-под удара, остановился в шаге.

— На правду не обижаются.

Кит шагнул было вперед, нащупывая на поясе перо, выругался, вспомнив, что сломал его. Замер.

Роксан был каким-то не таким. Немного ссутуленная спина, босые ноги, голова опущена, вжата в плечи, но не испуганно, а как у барана, собирающегося боднуть несимпатичного наездника. Он был похож сейчас не на себя и даже не на Ольгу, а на грузчика со складов.

— Эй. Ты чего?

Роксан отступил еще на шаг, вынул из кошелька какие-то железные банки. Сел на порог дома Обри.

— На кой ты тут красишься?!

— Потому что Роксан О’Тул не может идти через город в таком виде, а вещи Ольги испорчены.

— Давай я на тебя портрет нарисую! Или тихо проберемся задворками до реки, умоешься, я за нормальной одеждой сбегаю.