Вода в озере никогда не бывает сладкой

А потом замечаю его – крепкий, прямой, мой словарь стоит себе и не боится осуждений, оскорблений, тогда я набрасываюсь на него, ведь именно он первым солгал мне, заставил поверить, что слова способны изменить жизнь, что я перепишу ее, перескажу от первого лица, но нет, о нас всегда говорят другие, другие подбирают нам определения, ставят квадратные скобки, определяют, от каких корней мы происходим.

Словарь летит на пол, я сажусь рядом с ним, потом ударяю им об пол, точно пытаюсь забить гвоздь, жду, что он отреагирует, будет защищаться, но он безмолвен, молча позволяет терзать себя; у книг определенно есть одно качество, которое мне по душе: они беспомощны и безропотно терпят все.

Мелолог тоже обернулся провалом, теперь всем известно, что для мира он бесполезен, ему место в подвале ненужных терминов рядом с «кормчим» и «балахоном», «каракатицей» и «гамашами», поговорками и старым диалектом с его байками и прозвищами и прочими вещами, значение которых мы забыли.

Баббл по-прежнему сидит в своем уголке, его шерсть уже не переливается, он будто поблек и теперь наблюдает за моим стереотипным приступом ярости, за моим крахом.

* * *

1. Научи меня без страха прыгать в воду с мола.

2. Сядь на лошадь, и мы вместе прокатимся верхом по лесу.

3. Давай вместе сходим на могилу Бэтмена и споем ему какую-нибудь глупую песенку.

4. Давай обсуждать наши страхи.

5. Давай писать друг другу письма.

6. Давай вернемся в Мартиньяно, возьмем катамаран и отправимся на другой берег.

7. Съездим в Викарелло, там самый прекрасный закат.

8. Давай спорить на повышенных тонах и злиться друг на друга.

9. Возродим традицию звонить и сбрасывать, когда возвращаемся домой, чтобы другая знала, что все в порядке.

10. Давай простим друг друга.

Я обнаруживаю список, составленный Ирис, в ящике стола, он лежит под удостоверением личности – на фотографии у меня лицо хулиганки, – под просроченными ирисками, под пачкой прокладок без крылышек и маникюрными ножничками. Моя комната – поле боя, где я сражаюсь с самой собой, с матерью и домом, с той, кем была, и той, в кого превратилась. К какому биологическому виду меня отнести? Может, я рысь, может, угорь, может, динозавр, я животное из прошлого, поэтому в настоящем мне тесно, кажется, в нем для меня недостаточно места.

Из этих десяти заповедей – желание взять передышку, устроить вечное перемирие – я не выполнила ни одной, у меня в распоряжении были месяцы и годы, чтобы наверстать упущенное, исправить ошибки, но я предпочла оттягивать момент, каждый день можно было подождать до завтра, сегодня закат тоже мог подождать до завтра, любое извинение можно и не произносить вслух, никто ведь не осушит озеро, не разберет мол, а кролик уже давно умер, он больше не оживет, его похоронили в палисаднике на заднем дворе, среди листового салата и баклажанов.

Ирис молча сносила мое постоянно растущее опоздание, мое невнимание и вечные исчезновения, но по-прежнему приглашала меня к себе печь маффины или смотреть сериалы про вампиров, гулять в огороде, предложила прийти ко мне на защиту диплома и позвала на свою – оба раза я отказалась, – приехала ко мне домой на своей подержанной машине, чтобы я увидела, что она научилась водить, строчила мне сообщения до поздней ночи, звонила мне домой, я не отвечала, в итоге мать просто отключила телефон – казалось, будто он занят; на самом деле это я была занята – тем, что рыла траншеи вокруг себя.

Все это время я баловалась пустыми разговорами, не рассказывала ей ни о своих страхах, ни о том, за что мне было стыдно, ни о трудностях, не обсуждала с ней перебранки с матерью, сложности с учебой, то, что после отношений с Андреа я ощущала себя бесчувственной, неспособной ничего испытать, не делилась с ней тем, что слабо верю в себя, поэтому отращиваю себе толстую кожу и упорно стараюсь унизить и обидеть окружающих, как будто они – рыбка в фонтане, я – рука, которая сжимает их гладкое тельце, а сам фонтан – олицетворение нашей жизни.

Она всегда хранила в памяти иной образ меня – неповторимой, бесстрашной, приветливой и улыбчивой, меня – страдалицы, а не той, что готова разодрать других на куски; той, что во весь голос распевает песни в машине и читает в прохладной тени, меня мимолетной, недолговечной – она прожила всего одно лето, – призрачный образ той, чье лицо скрыто под водой во время состязания «кто дольше задержит дыхание».

Узнав об Элене и Андреа, Ирис сразу встала на мою сторону, со всем пылом и воинственным выражением лица принялась защищать меня, стала посредником между мной и моим бывшим, передала ему мое последнее «прощай» и известие о том, что я вычеркнула его из жизни: с тобой покончено, ты – точка после моего последнего слова, ты – завершающий аккорд.