Я ответствую, что, насколько мне известно, король Эфраим, будучи человеком умным и опытным в искусстве правления, в одно мгновение понял природу вермилиона. Именно по этой причине он пощадил графа Дезидерио и сохранил наших старейшин во главе четырех поселений, а они расплатились за его великодушие чистой субстанцией, которую искали алхимики, прибывшие вслед за королем Эфраимом с дальних земель Востока в поисках источника молодости. И это был, как они верят, чистый вермилион, превращенный заново в кровь дракона через бесконечные перегонки и трансмутации. Я знаю об этом от учителя Гильермо, который зашел в своей одержимости так далеко, что изучил их язык, считая их величайшими мастерами тайных искусств, и собрал у себя их запретные книги, хотя я не знаю, делалось ли это с ведома графа Дезидерио и других членов его семьи, его двора, а также учеников и помощников алхимика. Я не скажу вам, все ли эти восточные алхимики занимались призывом демонов, но сама я от этих практик отрекаюсь. Признаюсь только, что видела в мастерской мастера Гильермо книги, написанные на варварских языках, хотя сам он никогда не совершал при мне ничего, о чем вы меня спрашиваете. Не вызывал он злых духов, заключив их, дабы не нанесли ему вреда, в магическом круге, начерченном жиром мертворожденного младенца, и не поил их кровью, чтобы, утолив голод, они были ему послушны. Хотя, возможно, вы правы, полагая, что он занимался этим тайно и в одиночестве, ибо с чего ему было доверять блуднице, чьим ремеслом, в сущности, является измена и предательство?
Возвращаясь, однако, к прошлым дням Интестини, я подтверждаю, что после битвы на Тимори наши старейшины решили подпустить слуг короля Эфраима к нашим секретам и тем самым спасли жизнь графа Дезидерио, как и много раз прежде он спасал им жизнь, охраняя их и защищая от набегов горных разбойников и других недобрых людей, которых всегда хватало под небосводом. Они сделали это не из жалости и не ради спасения собственных душ, а для спасения рода и служения вермилиону. И граф Дезидерио, пусть и наполовину и обезумевший от боли после потери сыновей, тоже сделал то, что должен был.
И я в очередной раз ответствую, что отвергаю свидетельство угольщика Амаури, в настоящее время единственного наследника своего дома и владельца значительного земельного надела, который передали ему братья, дабы спасти семейное состояние от алчности сего трибунала, чтоб не досталось оно вам после их смерти, как и весь остальной скарб и прочее имущество, принадлежащие еретикам. Потому братья угольщика предпочли лишить себя наследства и добровольно отдать ему овец и прочий скот, все наделы в лугах, на пастбищах и пашнях, чем привести свой род к полному разорению, ибо разве в момент сильнейшего гнева мы не говорим: пусть ваш дом падет и земля быльем порастет? Так вот, именно надежду на сохранение дома сейчас питают родственники угольщика Амаури, злодея, насильника и доносчика на вашей службе. Он же, несмотря на свои бесчисленные злодеяния, с истинно братским рвением посылает своим томящимся в ваших застенках родственникам-еретикам хлеб и молоко, будто еще сомневается в итогах сего расследования и, греша воистину странным простодушием, не теряет надежды, что они вернутся домой живыми и здоровыми, пусть и покалеченными вашими иглами и щипцами. Но так как вы больше не хотите слушать о горбуне Амаури, лжеце и нечестивце, я скажу вам, что старейшины оказались такими же доверчивыми, как и он, когда много лет назад понадеялись, что осквернят перед королем Эфраимом лишь частицу своей души, но спасут все остальное. Ибо за первым предательством последовало очередное. Таким образом, мы приближаемся к тайне, которую и вынюхивал ваш милый собрат Рикельмо, расспрашивая старых баб отнюдь не об их обыденных грехах, но убеждая их уговорами и угрозами обратиться памятью ко временам, наступившим вскоре после кровавой смуты, начавшейся на Тимори, пока, наконец, не зародились в нем эти странные и в корне лживые подозрения, которые, как полагаете вы, и привели к его смерти.
XXI