Вода в решете. Апокриф колдуньи

Я подтверждаю, что все женщины в деревне опасались дурного взгляда слуг Эфраима, потому что он мог прилипнуть к их потомству и наслать на них жестокую болезнь или слабость – что ж вы хотите, синьор, ваша глупая курица Мафальда не одинока в своих страхах. Матери приказывали нам остерегаться королевских слуг, а старшие мальчики рассказывали леденящие кровь истории о безголовых телах, брошенных под стеной замка. Говорили, что утром, прежде чем река смывала их и уносила далеко от деревни, они со стоном жаловались, хотя у них уже не было рта, пытаясь назвать имена своих убийц. Вы и не догадываетесь, синьор, как приятно было слушать эти страшные байки, лежа на мягкой подстилке в дупле вяза, в то время как внизу прохаживались алхимики короля Эфраима в своих высоких колпаках, не подозревая, что мы смотрим на них из укрытия с восхищенным страхом. Мы гадали, может ли кто-нибудь из них быть тем пресловутым тираном, который, по словам Ведасто, так напугал нашего герцога, что тот сбежал до самого берега моря. Даже это большое расстояние, издевались вермилиане в таверне Одорико, не успокоило его страха, и он бы сел на корабль, идущий к дальним островам Востока, если бы не предостережение монахов в сандалиях, что Творец не благоволит правителям, покидающим землю, с которой он связан в силу своего рождения и крови, текущей в нем. Словом, мой добрый синьор, мы, дети, понимали, что существует где-то чужой, робкий герцог, изгнанный чужим кровожадным стариком, который оборачивается королем. И будьте уверены, нас это нисколько не удивляло. Наша деревня была полна стариков, которые в воскресенье вонзали колышки в губы лжесвидетелей и стегали спины прелюбодеев, и мы не видели ничего удивительного в том, что старик сильнее молодых и имеет над ними власть. Однако самого короля Эфраима, если вы об этом спрашиваете, мы так никогда и не распознали. Возможно, он вовсе не посещал Интестини и в рассказах Ведасто заключалось не больше правды, чем грязи под ногтем. Может, бастард придумывал эти истории только для того, чтобы подняться в наших глазах и оживить свое безрадостное существование, так как ему поручали самые грязные и тяжелые работы в конюшне, чистку лошадей и смену соломы, за что его обычно называли Навозником, пока однажды он не исчез из замка, к удивлению всех тех, кто до сих пор презрением и насмешкой отвечал на его хвастовство.

Поэтому я ответствую, что мы сторонились людей короля Эфраима, и они также держались на расстоянии взгляда от деревни; во всяком случае, они стали делать так после первой неудачи. Ведь, как я уже говорила, в самом начале, сразу после бойни на Тимори, они спустились вглубь Интестини вместе с целой толпой рабов, привезенных с Востока. Потом мне рассказывали, что на прибывших с островов была одежда, сплетенная из листьев всевозможных форм, ожерелья из человеческих костей и маленькие барабанчики, висевшие на груди. Кажется, они постукивали по ним пальцами, углубляясь в недра земли, словно шли в бой. Старые вермилиане предупреждали их, что бой барабанов пробудит дремлющего в скалах дракона, и действительно, так и случилось, земля дрогнула и застонала, как раненый зверь, но я была тогда слишком мала, чтобы это запомнить, потому знаю из рассказов других людей, что Интестини проглотила королевских алхимиков вместе с их заморскими слугами. Я слышала только, что слуги короля Эфраима больше не пытались грабить подземелья, и мы, дети, по какой-то странной причине знали, что они не могут быть для нас опасны. Мы бросали в них шишки, если они появлялись в роще неподалеку от Ла Гола, и смеялись, надежно укрывшись в кронах деревьев. Но мне кажется, все это случилось гораздо позже, когда оба моих брата уже появились на свет, и вряд ли это происходило, как утверждает инквизитор Рикельмо, из-за младшего сына графа.

Подтверждаю, добрый синьор, что слуги короля Эфраима плывут по просторам моего детства, как немые золотые рыбки, что встречаются иногда в речке, но никогда не поднимаются к поверхности воды, чтобы полакомиться хлебом с наших рук, как делают эти уродливые бурые угри, которых мы не ловим даже во времена жесточайшего голода, так как они не гнушаются падалью и иной гнусной пищей. И знайте, что именно стражников пристава мы боялись больше всего, тогда как королевские солдаты оставались для нас далекой диковинкой. Я понимаю, что это может удивить вас, воспитанных на равнинах, где враг сжигал целые деревни и разрушал монастыри, украшая их стены трупами монахов. Здесь, однако, все происходило совсем по-другому. И знайте также, что обида просветленных на герцога связана не с тем, что сделали нам слуги Эфраима, а с предательством самого герцога, покинувшего нас, пока мы не нашли другого покровителя.