— Полетели? — А вот это вопрос из самого глубины души. Той, где прячется детство. Любой мужчина, в принципе, ребенок, так до самой старости в душе мальчишкой и остается. Просто писька больше и игрушки дороже.
— Да. Отдать концы! — Я взялся за поручень, и с усмешкой смотрел на вцепившегося в борт корзины молодого парня. Тот своим глазам не веря смотрел на убегающую вниз землю, на шустро разматывающийся внизу барабан с привязным тросом.
— Держите. — Я протянул Ренскому уже знакомый ему бинокль. — Когда вам в следующий раз придется взглянуть на все с высоты в полтораста саженей?
— А можно выше? Ведь летают же? — Вцепившись одной рукой в поручень, не отрываясь от бинокля, спросил корнет.
— Можно, но сложнее. Много сложнее. Купол надо шить из специально обработанной ткани, наполнять его не горячим воздухом, а хотя бы светильным газом, тогда можно и взлететь повыше, и лететь достаточно далеко. Это очень дорого и непросто. Но возможно. — Я улыбнулся, глядя на побледневшего парня. Корнет не из робких, в гвардейских гусарах таких просто нет, но здесь непривычно, потому и страшно. Еще бы, неслабо так дунуло ветерком, канат натянулся, нас мотнуло. Сейчас болтаемся как коза на привязи, туда-сюда. Но ничего, корнет держится молодцом. Даже бинокль не выронил.
О, а вон питерский писака, корреспондент какой-то столичной газеты. Не самой большой, скорее даже скандальной, но что-то строчит, старается. Народу прибавляется, смотрят. Ну а что, бесплатное развлечение. Я установил на треногу свой фотоаппарат, и сделал пару снимков. Попробую, может получатся, момент я выбирал когда не дергало. Потом подумал, и снял Ренского, на фоне горелки и строп. Далеко за ним поднимались горы. Нормальный снимок должен выйти, порадую человека. Впрочем, пора спускаться.
Что-то звонко щелкнуло, от корзины полетели щепки. А внизу, в одном из дворов, вспухло дымное облачко, а следом еще одно. На этот раз пуля (в нас стреляют, чтобы их!) пробила купол шара чуть выше горелки. Хлопнули долетевшие до нас звуки выстрелов, а оба стрелка схватили другие ружья. Точнее, штуцеры, так стрелять на такую дальность можно только из нарезного оружия.
— Держитесь! — Рявкнул я корнету, и перевесившись через борт корзины, одним движением ножа перерезал привязной канат. Шар весело скакнул, как освобожденный с цепи пес, и радостно полетел на запад. Этим я сбил прицеливание любителям пострелять по воздушным целям, пули прошли правее нас. А я тем временем потянул за открывающий клапан шелковый тросик.
— Держитесь, корнет, мы падаем! Но падаем целенаправленно, так что без паники! — Шар резко пошел вниз, а я обрезал крепежи керогаза, и выкинул его вниз. Как раз пролетали над каким-то полуразрушенным дворцом, тут таких груд саманного кирпича хватает. Не то, чтобы мне был опасен керосин, или что-то еще, но вот не хотелось бы тушить корнета, так что… внизу вспух яркий огненный комок, хорошо полыхнуло на раскаленной горелке.
Впрочем, гусар явно взбодрился, при виде приближающейся земли, и приготовился к драке, проверив капсюль на пистолете, и подвигав саблю в ножнах. Глядя на него, проверил свои пистолеты и я, хотя в то, что на земле сразу встретим неприятеля — не верю, тот дворик остался далеко. Хорошо что мы вылетели за пределы города, плохо, что падаем в чье-то поместье. Причем, судя по всему, как раз на женскую половину. Ладно, разберемся.
И под визг разбегающихся женщин наша корзина плюхнулась практически идеально посредине большого цветника, а сдувающимся куполом успешно накрыло подбегавших охранников.
— С приземлением, корнет, вылез из-под корзины я, и за руку вытащил постанывающего Ренского из-под нее же. Пока вытаскивал фотоаппарат, охранники выползли в половинном количестве из-под купола. А в сад величаво вошел какой-то вельможа, в солидном таком халате, очень серьезно расшитом золотом. Не сильно беднее чем у хана или эмира, важная шишка..
— Ассалом алейкум. Меня зовут Захар-бай, мой друг русский офицер корнет Ренский. — Я вежливо поклонился, как равный равному. Ренский скопировал мой поклон. — Прошу прощения, что потревожили ваш покой, но из-за происков неприятелей наш аппарат упал на двор вашего дома. Еще раз прошу прощения. Мы готовы компенсировать испуг ваших женщин и помятые цветы, скажите сколько мы должны вам заплатить?
Вельможа внимательно поглядел на нас, на валяющийся на боку потерпевший катастрофу шар, на выглядывающих из-за створок дверей женщин, усмехнулся, и чуть поклонился сам, прижав руку к сердцу.
— Я Мехмед-бай, хозяин этого скромного дома, прошу вас принять мое приглашение откушать со мной. Ибо гость в дом — радость в дом. А тем временем я отправлю слуг, и ваши люди приедут забрать вас и ваше имущество, уважаемый Захар-бай.