Водяной нож

Над ними снова пролетели вертолеты – черные птицы на фоне оранжевого пламени.

Мария следила за тем, как они упорно летят к какой-то неведомой цели. Может, это пожарные, которые борются с пожарами. А может, это Национальная гвардия, которая хочет указать ее народу, где его место.

– Я все равно попытаюсь перебраться, – сказала она. – Без проводника.

– Ты там умрешь.

Мария хохотнула.

– Здесь я тоже умру, только медленнее.

Мимо промчался бронетранспортер. На пустых улицах он казался маленьким и одиноким, совершенно невзрачным на фоне пламени, которое вздымалось на горизонте.

– И что? Пройдешь триста миль по пустыне и переплывешь через Колорадо? Переправить людей на другую сторону не всегда удается даже профи.

– Ты же говоришь, что профи все равно выдадут меня Вету. А если я останусь… – Мария пожала плечами. – Вет, наверное, после этой переделки станет еще сильнее.

– Спрячешься у меня. Теперь мы будем осторожнее. У нас все получится.

Туми говорил совсем как ее отец, обещал невозможное потому, что хотел верить. Сейчас он предлагал защиту и безопасность, и Мария вдруг поняла, что тоже хочет ему верить – в то, что она может рассчитывать на более взрослого, опытного человека, который о ней позаботится. Который решит ее проблемы. Точно так же, как она рассчитывала на папу, как Сара возлагала надежды на Майка Ратана.

– Можем пойти вместе, – предложила она.

Туми похлопал по своей ноге.

– Вряд ли я гожусь для ходьбы и плавания по рекам. И у тебя рука не в очень хорошем состоянии.

Мария сжала больную руку в кулак, пряча ее.

– Что-нибудь придумаем.

– И кто теперь рассказывает сказки?

Она замолчала. Туми сжал ее плечо.

– По крайней мере, подожди пару дней.

– Зачем? Чтобы ты смог меня отговорить?

– Нет. – Со стоном он поднялся на ноги. – Нужно научить тебя стрелять из пистолета.

Глава 39

Анхель снова был с матерью. Она готовила тамале – брала листья кукурузы и заворачивала в них кукурузную муку с тоненькими кусочками свинины. Где-то играла старая песня Дона Омара, и мать, смеясь, двигалась в такт музыке, а он из-за кухонной стойки смотрел, как она работает.

– Возьми стул, – сказала мама. – Оттуда не видно.

Он сел рядом с ней.

Она показала ему, как наматывать листья. Он назвал это «кукурузное суши»; она рассмеялась и обняла его. Пока его сестры не вернулись из школы, они с матерью делали тамале, и она все шутила, говорила, что если он так любит суши, то ему нужно выучить японский. В тот момент он чувствовал удивительную близость с ней.

Анхель помнил, как шел пар из кастрюли, в которой она тушила тамале, как выглядел кафель, которым была украшена кухонная стойка. Он помнил все – и запах тамале, и мамин красный фартук…

Ему было грустно, ведь он знал, что это всего лишь воспоминание, что мать умерла, а с ней и Мексика, Айя, Селена и папа. Зато теперь, по крайней мере, он с мамой. Он в безопасности, он чувствовал запах кукурузы и обжигающий пар. Чуял запах горящих ингредиентов. Запах дыма.

Мама посмотрела на него странно.

Все его тело охватил жар.

Мама повторяла: «Нужно отвезти тебя к доктору».

Анхель хотел сказать ей, что все в порядке, ведь все уже умерли. Она тоже умерла, так зачем ей о нем беспокоиться? Но она молила Деву Марию, чтобы та его защитила. Он снова попытался объяснить, что уже не осталось ничего, что нужно спасать, что он, Дева Мария и Иисус давным-давно решили, что каждый из них пойдет своей дорогой, но она по-прежнему стояла рядом с ним на коленях и молилась…

– Очнись. Ну же, очнись.

Она поцеловала его. Он почувствовал на себе ее дыхание.

Анхель ахнул, попытался сесть. Все тело пронзила боль.

Люси, потная и грязная, сидела рядом с ним на коленях. Красивая журналистка, его личный ангел-хранитель.

Неплохое пробуждение.

Если бы не боль. О черт, как же больно. Боль была такая, что он не мог пошевелиться. Рядом с ним стоял какой-то незнакомец со шприцем в руках.

– Ну, значит, еще не умер, – пошутил незнакомец.

– Держись, – сказала Люси и взяла Анхеля за руку.

Он хотел сказать ей, что она сжимает ему руку слишком сильно, что она причиняет боль, однако незнакомец сделал ему укол.

Анхель потерял сознание.

Он и sicario сидели на пластиковых стульчиках рядом с телом человека, которого sicario убил. Sicario указал на только что застреленного человека бутылкой мескаля, которую держал в руке.

– Я умру вот так. Поднявший меч от меча и погибнет, понимаешь?

Он внимательно посмотрел на Анхеля.

– Запомни это, mijo. Если шпигуешь людей свинцом, когда-нибудь нашпигуют тебя.

Анхель знал, что этот человек – его отец. Sicario – его настоящий отец; sicario, а не коп, с которым Анхель бежал на север много лет назад, тот, кто обещал, что все будет в порядке, что наркокартели не станут его искать. Его отец – не тот человек, который потерял семью, потому что не мог принюхаться к ветру.

Настоящий отец Анхеля – убийца, который видел мир таким, какой он есть.

– Я умру от меча, но тебе так умирать вовсе не обязательно, – сказал sicario. – Иди на север и больше в людей не стреляй.

– А как же мама и Айя?