Водитель моего мужа

— Ты видел меня всю, как думаешь?

— Одно место я пропустил.

Я завожу ладонь ей за спину и забираюсь под волосы, проводя по основанию шеи. Ольга прикрывает глаза и ведет телом, чтобы заострить мое прикосновение, а потом… Потом наше беззаботное веселье выцветает. Она замечает стелу родной области и понимает, что мы уже близко.

И она сжимается как от жестокого удара. А меня накрывает чувство, что заехали по мне.

— Мы можем остановиться, — предлагаю я, припоминая, что скоро будет хорошее место для кемпинга. — Отдохнуть от дороги…

— Не надо, — она качает головой. — Мне нужно перестроиться. Я еду домой.

Она произносит последнюю фразу как установку, словно приказывает себе перестать думать о другом. После чего поднимает руку и крепко обхватывает мою ладонь. Она хочет убрать ее в сторону, но в последнее мгновение сбивается и не может отпустить. Вместо этого сдавливает мои пальцы так крепко, что я угадываю острое касание ее ногтей, и хмурится, не зная, как справиться с собой.

Прекратить.

Ей страшно...

Я чересчур резко торможу и сворачиваю к обочине, за что получаю испуганный взгляд ее синих бездонных глаз.

— Давай повернем, — бросаю я. — Я не могу отвезти тебя к нему… Я спрячу тебя и что-нибудь придумаю. У меня есть знакомые...

Ольга не дает мне договорить. Она тянется ко мне навстречу и жарко прижимается лицом к груди, будто я перестану говорить, если надавить сильней.

— Нет, Паша, я прошу тебя, — она сбивчиво шепчет, боясь, что не достучится до меня. — Только не так. Нам нельзя терять голову, он слишком сильный.

— Я справлюсь с ним.

— Я знаю, знаю, милый, — она поднимает ладони и гладит меня по лицу, заставляя отпустить толику воздуха из легких. — Я верю тебе, но тебе нужно время. Не сломя голову... Господи, я сама накрутила тебя…

— Дело не в этом.

— В этом, — она кивает, глядя в мои глаза. — Ты сказал две недели. Я согласна.

— Но тебе страшно.

— Я боюсь расставаться с тобой, поэтому… Но я вытерпела восемь лет с ним и выдержу еще две недели.

Я смотрю на ее заостренное от переживаний лицо и понимаю, что она вновь до жестокого права, и ничего не возражаю, хотя в груди стоит предчувствие скверного.

ОЛЬГА

Паша тормозит рядом с главным входом и смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида. Я вернулась на свое место, позади него, и в эту последнюю секунду отчаянно жалею, что не позволила ему меня уговорить. Нет, не на побег, это чистой воды самоубийство, а на остановку по пути… Я уже скучаю по нему, по его сильным и одновременно нежным рукам, и по умелым губам, которыми он буквально зацеловал меня. Но мне все равно мало.

Его всего мало.

— Я отнесу багаж, — сообщает он деловито, замечая, что я не могу заставить себя попасть по ручке и открыть дверцу.

Не хочу уходить. Я кручу в голове короткий инструктаж Паши, который он провел совсем недавно. Что сказать мужу, как объяснить отсутствие на последней деловой встрече, если он спросит, и без каких уточнений лучше обойтись. Так четко и по делу, что я даже перестала бояться возможного допроса со стороны Димы. И я все чаще думаю, что Пашу невозможно выбить из равновесия, он всегда придумает, что делать и найдет правильные ходы.

— Да, спасибо, — я киваю, просыпаясь.

И смотрю через тонированное окно. Обвожу усталым взглядом ухоженный дворик, который устроен перед огромным коттеджем с витражными окнами. Три этажа собственности, в которой так душно и тесно, что меня через день мучают приступы клаустрофобии. Я иногда хожу из комнаты в комнату, но все равно не могу успокоиться. Прийти в себя и перестать чувствовать себя в надежной клетке.

— Куда поставить? — спрашивает Паша, когда я, наконец, выхожу из машины и замираю, смотря на высокие двойные двери дома. — В холл?

Паша смотрит поверх плеча, избегая моего лица. Обычно он так делает, если чувствует, что я сейчас заплачу после очередной выходки Дмитрия. Когда не хочет смущать и лезть в душу своим проницательным взглядом. Впрочем, он может даже отвернуться в другую сторону, но все равно будет улавливать самую суть.

Такой человек.

— Да, Павел.

Паша… Павел кивает мне и направляется в дом первым. И это как спасение — за ним, за его широкой спиной проделать последние шаги намного легче. Я иду за ним и на мгновение забываю, куда именно.

Но всего на мгновение.

Я не думала, что будет так трудно. В душе все растревожено и я как будто впервые за долгое время смотрю по сторонам с пугающей четкостью, а не через мутные заляпанные очки. Я гляжу на свою жизнь свежим взглядом и не могу отделаться от ощущения, что проснулась от глубокого почти что коматозного сна.

Два дня вместе с Пашей и во мне всё переворачивается, он каким-то чудом смог затронуть во мне живое и настоящее. То, что осталось… Всего два дня и я яркой вспышкой понимаю, что этот неприлично большой дом — фальшивка, вообще всё вокруг меня всего лишь ширма успешной жизни. Такой успешной, что я давно хожу как во сне.