Водитель моего мужа

Или я сдохну.

Она сжимается вокруг меня и обвивает лаской еще крепче. Я чувствую мягкое нежное тело повсюду и то, как остро она реагирует на каждое мое движение. Болезненно-сладкое эхо… Она дрожит под моими пальцами и выгибается навстречу, впуская глубже. Я вбиваюсь резче, сильнее, ловя ее лицо руками и помогая смотреть на меня.

Я хочу ее всю. Без остатка.

Хочу видеть, когда она моя.

— Да, да, — отзывается она, задыхаясь. — Господи, Паша…

Я не отвожу мутный взгляд от ее раскрасневшегося лица, вокруг которого сбились каштановые волосы. И вижу, как она хватает ртом воздух, что раскалился между нашими телами, и поднимает ладонь ко рту, чтобы спрятать в нее крик. Я помогаю ей глубоким поцелуем, забирая судорогу языком. Ласкаю и наталкиваюсь на ее влажный язык, и завожу одну руку ей за спину, чтобы сделать еще ближе.

Я с силой вжимаю ее в свое тело, и Ольга начинает биться, постанывая мне в шею. Ее тело лихорадочно пульсирует и делает последний толчок за меня, она так крепко сжимает меня, что я хрипло выдыхаю и кончаю.

Моя.

Наши тела несет вниз, и я в последний момент хватаюсь за какой-то выступ и удерживаю нас. За что получаю томный поцелуй, в котором слышно ее счастливую улыбку.

Я чувствую капельки пота над ее верхней чуть вздернутой губой.

И онемевшие тонкие пальцы, которые гладят мою спину.

Мои плечи.

И полустертый нежный голос.

— Я люблю тебя.

ОЛЬГА

Я произношу главные слова от всего сердца и не стыжусь их. Они срываются с моих губ, потому что их невозможно удержать внутри. Как невозможно оторваться от его кожи.

От его крепкого сильного тела.

Мне никогда в жизни не было так хорошо. Хорошо… Неподходящее слово, его вообще не подобрать, любое будет недостаточным и слабым по сравнению с тем, что происходит между нами. Я во сне, который то уносит к чистому блаженству, то прибивает к скалистому берегу, об который я боюсь разбиться наотмашь.

И утянуть его за собой.

— Это я люблю тебя, малыш, — произносит он, перехватывая руками мою талию.

Паша шагает в сторону и резковатым жестом расчищает стол, на который следом опускает меня. Я же не разжимаю ладони, которые запутались в его белоснежной рубашке, и хочу, чтобы он сел рядом.

Он садится и притягивает меня к себе, так что я слышу как бьется его сердце. Постепенно находит ровный ритм, которые кажется успокаивающей колыбельной. Хочется закрыть глаза и провалиться в спокойный безмятежный сон. Заснуть на его груди и ни о чем не думать, отдавшись тишине.

— Уже нужно ехать? — я заставляю себя очнуться и поднимаю лицо, находя глубокие глаза Паши.

— Еще есть пара минут, — отзывается он и поправляет выбившуюся прядку, заправляя ее обратно за ухо. — Сюда никто не войдет.

— Хорошо… Пара минут.

Я зачем-то повторяю и вновь прикрываю глаза, и чувствую, как Паша целует мои волосы. Он поглаживает мои плечи и молчит, хотя я все же угадываю напряжение, исходящее от его мощного тела. Он не может расслабиться, ведь кто-то должен смотреть по сторонам и оглядываться, держать ситуацию под контролем.

— Черт, я испачкала тебя.

Я замечаю следы тоналки на его рукаве и перевожу взгляд на свои запястья. Я переборщила сегодня со средством, но у меня не было выбора, нужно было скрыть следы грубых рук Дмитрия. Он все же оставил на мне свои отпечатки, чего не случалось очень давно. Хотя ему не нужно даже прикладывать старания, чтобы появился синяк, достаточно толчка или резкого рывка в любую сторону. Он очень сильный и спортивное прошлое дает о себе знать, так что любой момент потери самоконтроля отпечатывается на мне намертво.

Паша осторожно перехватывает мои руки и смотрит на них. Можно проследить, как темнеет его лицо и сколько глухой злости отпечатывается на идеальных чертах.

— Пустяки, — произношу я на выдохе.

Оно и правда так — две легкие ссадины… Но они есть, и Паша хмурится сильнее.

— Он бьет тебя? — спрашивает он серьезно и кладет пальцы на мой подбородок, чтобы я не думала отворачиваться.

— Нет.

— Он говорил о пощечинах. Не ври мне, Ольга, ради всего святого не нужно выгораживать его.

— Это было давно. В первые дни после… Сейчас он успокоился и чаще просто не замечает меня, мы можем не разговаривать по несколько дней.

Паше все равно не нравятся мои слова, он смотрит так глубоко, что я буквально чувствую его в своих мыслях. И мне не по себе от того, что Дима наговорил ему. Мужу удалось крепко задеть его, я вижу. В глазах Паши появился нехороший нерв, из-за которого он с трудом слушает меня. Ему кажется, что я умалчиваю правду, чтобы огородить его.

— Я не вру. Паша, он сорвался вчера. Ты же сам знаешь, ты давно работаешь у нас и видел, что было раньше.

Произошедшее вчера как отголосок старых времен.

— Но если это повторится, ты расскажешь мне.

— Хорошо.

— Если он поднимет на тебя руку, если будет угрожать…

— Да, — я киваю, чтобы он остановился.

— Если дотронется до тебя, как мужчина.

— Паша…

— Пообещай мне.

Я все равно не смогу скрыть этого, если случится. Паша одним взглядом в мою сторону всё поймет.

— Я клянусь тебе. Я скажу.