Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века

Впрочем, одну ночь он все же провел на корабле. Небо было пасмурное, облачное. Он решил, что оставаться в обсерватории бессмысленно, и уехал на «Буссоль».

Все сооружения французов на островке постоянно охранялись небольшими отрядами морской пехоты, потому что индейцы нередко пускались вплавь через бухту и доплывали до островка без всякого труда. В эту ночь обсерваторию, кузницу и мастерскую сторожили двенадцать солдат под командой двух молодых офицеров — Лористона и Дарбо. Офицеры расставили солдат под открытым небом, а сами легли спать в обсерватории. Они разделись, разложили на земляном полу свои мундиры и сделали из них постели, чтобы было мягче. Возле себя они положили свои ружья и спали до утра.

Утром, открыв глаза, Дарбо с удивлением заметил, что он лежит на голой земле. Его мундир бесследно исчез.

Он растолкал Лористона.

Лористон вскочил и заорал:

— Где мой мундир?! Где мое ружье?!

Оба офицера в недоумении глядели друг на друга.

— Нас обокрали индейцы, — сказал Лористон. — Но ведь мы спали на мундирах. Как же им удалось нас не разбудить?

Дарбо пожал плечами.

Несчастные офицеры выскочили в одном белье из обсерватории. Солдаты, стоявшие на часах, отдали им честь.

— Вы видели здесь кого-нибудь ночью? — спросил их Лористон.

— Никак нет!

Лористона и Дарбо, завернутых в одеяла, отвезли на «Буссоль» под дружный хохот всего экипажа.

Страшный день

К 12 июля починка парусов была кончена, и Лаперуз собрался уходить из этой неприветливой бухты. До сентября ему предстояло еще осмотреть ту никому не ведомую часть североамериканского побережья, которая лежит между местами, исследованными Куком, и владениями испанцев в Калифорнии. А потом, согласно инструкции морского министерства, он должен был пересечь Тихий океан, чтобы будущим летом приступить к исследованию берегов Азии. Времени оставалось мало, и Лаперуз торопился.

Но лейтенант д’Экюр был недоволен. Честолюбивый и отважный, он мечтал о необыкновенных открытиях, о небывалых подвигах.

— Мы не можем покинуть эту бухту, не осмотрев ее как следует, — говорил он Лаперузу. — Я почти убежден, что в этой бухте начинается пролив, соединяющий Тихий океан с Атлантическим.

— Оставьте, д’Экюр! — отмахивался от него Лаперуз. — Где тут может быть пролив? Ведь вся бухта лежит перед нами как на ладони.

— Тот край бухты, который находится за островком, нам пока неизвестен, — настаивал д’Экюр. — Он всегда скрыт туманом.

— Там то же, что и здесь: берег, сосны, камни. Над этим туманом я видел вершины гор.

— Не будьте так уверены, капитан. Пролив, соединяющий океаны, должно быть, очень узок. Мы легко можем его не заметить. Вспомните, как узок Магелланов пролив. — И, увидев, что Лаперуз колеблется, он прибавил: — Отложите наш отъезд еще на один день. Завтра я берусь на шлюпке добраться до того края бухты. Тут всего три-четыре мили. К вечеру я вернусь, и, если ничего не найду, послезавтра мы тронемся в путь.

И Лаперуз согласился.

На следующее утро стояла прекрасная погода. Впервые за все пребывание экспедиции в Северной Америке солнце выглянуло из-за туч.

Д’Экюр радовался приятной прогулке на лодке. Остальные офицеры завидовали ему. Лаперузу пришлось согласиться отправить с д’Экюром не одну лодку, а целых три — две с «Буссоли» и одну с «Астролябии». В них разместились все желающие.

В самой большой шлюпке кроме д’Экюра сидели десять матросов. Во вторую сели Маршенвиль и Бутервилье — лейтенанты с «Астролябии». Они взяли с собой восемь матросов. Самая маленькая шлюпка досталась Бутэну, младшему лейтенанту «Буссоли».

К Бутэну напросился пассажиром Бартоломей Лессепс.

Прогулка началась необыкновенно весело. Впереди неслась шлюпка д’Экюра, затем шлюпка Маршенвилля и Бутервилье, за ними едва поспевал Бутэн.

Все яснее вырисовывались горы в дальнем углу бухты. «Пролив, соединяющий океаны, будет назван проливом д’Экюра, а не Лаперуза, — думал д’Экюр. — Я открою этот пролив, а не Лаперуз. Лаперуз мне только мешает». Сердце его радостно билось, и он то и дело поторапливал гребцов.

Берег, к которому они стремились, приближался с каждым ударом весел.

Вода в бухте была спокойная и гладкая, как зеркало, и моряки очень удивились, увидев перед собой белые гребни волн. Гребни эти бесились и клокотали на чрезвычайно узком пространстве, а за ними и перед ними простиралась лазурная гладь.

Подъехав ближе, моряки увидели, что это была длинная, усеянная каменными глыбами и перерезавшая всю бухту мель, о которую с грохотом разбивалось какое-то подводное, невидимое на поверхности течение. Мель была не сплошная, в ней кое-где чернели глубокие впадины. Но в этих впадинах бурлили могучие водовороты.

Шлюпки остановились.

— Надо поворачивать, — сказал Бутэн.

— Ни за что! — крикнул д’Экюр. — Я не вернусь, пока не найду пролив.

— Да там нет никакого пролива, — возразил Бутэн. — Отсюда уже все видно. Там только горы да лес.

— Не спорьте! — ответил д’Экюр.

Он был старшим лейтенантом и имел право поставить младшего лейтенанта на место. Упрямство и тщеславие подхлестывали его.