Водка + мартини

— Да так, один ее приятель. Майкл, Майкл Роу. — Молчание. — Не знаете, когда она вернется?

— Мы, кажется, не знакомы, да, Майкл? Меня зовут Ник. Я жених Ясмин.

О черт. Куда бежать?

— О-о, привет, Ник. Нет, не думаю, что… знакомы. Как ни странно. — Ужасная пауза. Зачем я сказал «как ни странно»? — Я бы вспомнил. Послушайте, мне очень неловко, что я звоню так поздно… — Еще одна пауза. Этот парень, какого черта этот козел так инквизиторски молчит? — Вы не могли бы ей передать кое-что?

— Конечно.

— Э-э… просто передайте, что звонил Майкл. Майкл Роу. И что я брякну ей завтра на работу.

— Это все?

— Да, большое спасибо.

— Майкл, а можно я задам вам вопрос?

О, черт. Какой вопрос?

— Да, пожалуйста.

— А вы случайно не знаете, где Яс сейчас может быть?

— Я? Нет. Откуда мне знать?

Яс. Как он ее интимно называет, козел, просто тошнит.

— Я вообще-то в курсе, что когда-то вы работали вместе. Она много про вас рассказывала.

— Правда? — Правда?

— Ей нравилось болтать с вами про… ну да, про всякие вредные привычки.

— Да, мы оба пытались бросить курить.

— И про фокусы. Она говорила, что вы хорошо показываете фокусы.

— Да нет, так, несколько простых трюков, ничего особенного.

— Но все-таки, как вы думаете, где она пропадает? — Голос мрачный; Ник, видимо, очень расстроен. У меня появляется нелепое желание сказать ему: «Послушай, Ник, прыгай в такси, гони ко мне, а я приготовлю бутылочку виски. Понимаешь, я получил было Ясмин, но, похоже, потерял навсегда. А ты, как видно, замучился гоняться за ней… сколько раз, интересно, она от тебя сбегала? Мы с тобой в одной лодке, так могли бы хоть поговорить о ней».

— Извините, не знаю. Понятия не имею.

— Ну что ж, доброй ночи. Я передам, что вы просили.

— Ник?

— Да?

— А можно я задам вам вопрос?

— Конечно.

— Ясмин ни разу мне не говорила. Чем вы занимаетесь? То есть кем работаете?

— Не говорила? Ну что ж, меня это не удивляет. Я работаю в полиции.

— Правда? А в какой именно… области?

— В отделе по борьбе с мошенничеством.

7

В самом конце сада Бородатой Дамы стоит дом, и на крыше его воркуют два голубка: кружат друг подле друга, распушив перья и быстро-быстро кивая головками. Я сижу на диване, и отсюда мне хорошо видны эти игры… и еще я хорошо знаю, чем все кончится: через несколько секунд он вскочит ей на спинку и проделает все, что в подобной ситуации делает всякий уважающий себя самец. А кстати, как он это делает? Кого я ни спрашивал, никто не мог мне объяснить. А выглядит это так: постоит-постоит он у нее на спинке секунду-другую, чуть-чуть подергается — и все. Но может быть, за всем этим кроется что-то гораздо большее? Нет, уверяю вас, у голубей все происходит гораздо проще, чем у нас. Самец-то, может, не очень-то и переживает по поводу самок. Мне кажется, вряд ли когда услышишь в его воркотне: «О-о, какой у нее красивый, какой большой клюв, какие удивительные коготки — у меня, впрочем, и у самого когти что надо, я всегда считался когтистым парнем, — а какие очаровательные, какие миленькие крылышки!» Может, тому, который там, на крыше, на все на это глубоко наплевать, он готов вскочить на что угодно, лишь бы перья были?

— Итак, эти юные леди, как вы сказали?… Хилари, Ясмин, Николя и Лесли…

— Николь и Луиза…

— Николь и Луиза, да. Все четыре вам нравятся…

— Понимаю, что это смешно. Они все такие разные. Николь сантиметров на тридцать, а то и больше, выше Луизы. А Ясмин вся такая бледная и черненькая, а вот Хилари похожа на мышку, серенькая такая… Луиза и Ясмин обе худущие. Хилари и Николь более… фигуристые. Я как вон тот чертов голубь. Лишь бы перья были.

— Что-о?

— Неважно. — За восемьдесят пенсов в минуту вовсе не обязательно обсуждать сексуальную жизнь каких-то там птичек. — Наверное, это слегка аморально, когда тебя одинаково влечет к таким разным существам.

— И со всеми вы хотите заниматься сексом.

— Безумно. Включая и Хилари, разумеется.

Она, кажется, вздрогнула. Или просто хотела одернуть юбку, но в самый последний момент удержалась — то есть так проявилось ее неодобрение?

— И что же вас останавливает?

— Ну-у… во-первых, это требует организации и некоторых усилий.

Но вопрос хороший. Что же именно меня останавливает? Кроме организации и усилий плюс неуверенности в том, что я имею на это право?

— Вам снятся сны?

Что? Ей уже надоели мои сексуальные фантазии? Я обрушиваю на нее два свои последних сна.

Первый. Я смотрю телевизор. Не знаю, какая программа, но почему-то знаю, что это повтор. И я не один. Возможно, с Хилари. Мы смотрим телевизор вдвоем, я сижу на диване и насмехаюсь над этим старым банальным шоу, как вдруг до меня доходит… что у меня в руке зажженная сигарета. Я, оказывается, курю. Меня охватывает такое тяжелое чувство досады и разочарования, что я просыпаюсь, и сразу становится удивительно легко: слава богу, это всего лишь сон.