Водка + мартини

Мы молча ждем, пока официантка осторожно ставит их перед нами на столик, — о, этот торжественный момент, когда мы благоговейно смотрим, как ядовитая, обольстительная жидкость плещется о край хрупкого сосуда. В этот момент не нужны никакие слова: нечто исключительно важное происходит на наших глазах. Этот классический коктейль явно и недвусмысленно смертелен, и еще больше оснований говорить это потому, что он разлит в эти бокалы с узкой талией, наводящие на образ юной и невинной девушки. «Не надо…» — умоляюще мерцают они своим таинственным девственным мерцанием, в котором, однако, порой мерещится лукавое подмигивание: «А почему бы и нет?»

Действительно, почему бы и нет?

Мы чокаемся и мягко сползаем в иной мир, мир, в котором царит дух Мартини Номер Два. Насколько мне известно, для второго вечернего коктейля нет специального названия, но в моей книге он всегда назывался Коктейлем, Пить Который Не Стоит. Этот коктейль с тобой не церемонится, он прямо двигает в ту часть мозга, которая отвечает за осторожность, и сразу же отключает ее, как выключают в доме свет. Мы с ней твердо договорились, что идем сюда на парочку коктейлей, но мне кажется, что мы оба хорошо знаем — а уж я-то просто уверен: это невозможно.

— «Легкий способ бросить курить»? Ты знаешь, не было времени.

Но это откровенное вранье. Конечно, я заглянул в нее, и от первых же слов, на которые наткнулся мой любопытный взгляд, вострепетали все мои внутренности. Слова эти были написаны шариковой ручкой на титульном листе грубой и отвратительно уверенной в себе рукой: «Ясмин, дорогая, пожалуйста, прочитай и внутренне смирись. С любовью, Ник».

— Там очень смешно описаны нелепые попытки курильщиков убедить себя в том, что курение — просто жизненная необходимость, — говорит она, раскрывая губы, чтобы захватить ими новую сигарету.

— Ты рассуждаешь как настоящий неофит, — отвечаю я невозмутимо, давая ей прикурить от большой серебряной зажигалки «Ронсон», которую мне подарила Хилари.

Огромные глаза пристально смотрят на меня, пока кончик ее сигареты не вспыхивает ярко-оранжевым огнем. Я замечаю, что ногти у нее выкрашены в какой-то немыслимый оттенок голубого, который вряд ли сыщется в природе. Я отсчитываю секунды до того момента, когда никотин, словно мешок с песком, стукнет ее по затылку. Пять. Шесть. Семь. А потом великолепное лицо молодой лани медленно откидывается назад, и оттуда, куда оно уплыло, бьет густая струя белого дыма, смешиваясь с сиянием осветительных приборов.

— Ты сам признался, — говорит она, — что много куришь, когда пишешь. Что курение помогает тебе сосредоточиться. И ты искренне веришь, что это правда, потому что я сама такая.

Она как я, мы с ней одинаковы.

— Но давай посмотрим на это с другой стороны. — Она закидывает одну длинную ногу на другую и с сосредоточенным видом наклоняется ко мне. Я гляжу на нее не отрываясь. — Скажем, у тебя срочная работа. Ты пишешь какую-то важную бумагу, тебе надо закончить к обеду. Но дверь твоего кабинета раскрыта, и болтовня снаружи отвлекает тебя… Что ты делаешь?

— Закрываю дверь?

— Именно. Итак, теперь ты стучишь по клавиатуре с новыми силами, но вдруг замечаешь, что работает невыключенный телевизор. Там выступает Джерри Спрингер в своей передаче «Мужчины, которые хотят быть женщинами, — и женщины, которые их любят». Соблазнительная штука, и ты бы очень даже не прочь немножко посмотреть. Но у тебя срочная работа, у тебя мало времени. Что ты делаешь?

— Г-м-м. Трудно сказать. Ну ладно, к черту срочную работу. Включаю погромче и смотрю Джерри?

На лице Ясмин проступает терпеливая улыбка.

— Ладно, ладно, выключаю телевизор.

— Теперь ты совершенно свободен и можешь по-настоящему сосредоточиться на своем шедевре. Правда, есть еще кое-что, и это кое-что также отвлекает твое внимание. Последняя, мелкая такая, но все-таки раздражающая тебя штуковина, от которой непременно надо избавиться, чтобы все сто процентов твоего таланта — (моего таланта!) — бросить на выполнение поставленной задачи. Догадываешься, что это?

Я осушаю стакан.

Женщина со странным лицом, которая сидит прямо напротив меня и которую я хочу до боли в печенках. Одно из двух: либо пускай немедленно поцелует меня, либо передвинет свой стол к чертям собачьим.

Вообще-то последний кусок нашего диалога я произношу не вслух, а мысленно.

— Этот зуд, который не дает тебе покоя, — желание покурить, — говорит она, показывая пальчиками — царап-царап, — какой это сильный зуд. — Постоянный навязчивый фон — никотиновая зависимость. И вот для того чтобы приглушить этот последний, не дающий тебе покоя… звон, ты закуриваешь сигарету. И только теперь ты способен сосредоточиться. Именно поэтому ты и думаешь, что сигарета тебе помогла. Тогда как на самом деле в ней вся проблема.