Водка + мартини

Зато в моем обществе Дженнифер Сеттл сразу расцветала. Глазки ее (не лучшее, что у нее есть) широко раскрывались и начинали сверкать огнем. Губки (про них можно сказать то же самое) игриво надувались. И личико все словно разъезжалось в разные стороны (жестокая шутка, скажем прямо), что ясно давало понять: она со мной заигрывает и не в силах скрыть своего влечения. И если от мужчины она ждала отношений легких и ни к чему серьезному не ведущих, то чем я-то хуже?

Она мне ужасно нравилась. Тут уж не было никаких сомнений. Девушка она была высокая, стройная. Джинсы плотно облегали ее попу. В заднем кармане можно было не только пересчитать монеты, но, как говорится, определить, где орел, а где решка. И если употребить одно совершенно очаровательное выражение того времени, мне очень хотелось откупорить эту бутылочку.

Странное дело, когда я получил, чего желал, все оказалось именно так, как я себе представлял. Может быть, с парнями всегда так бывает. В наступившем потом молчании я вспомнил одну фразу из Сильвии Плат: вот, мол, и ты теперь стал частью Великой Традиции. А Дженнифер нежно так высказала предположение — и оказалась совершенно права, — что у меня это в первый раз.

На следующий день, когда я вышагивал по манчестерской Оксфорд-роуд какой-то совершенно ненормальной и развязной походкой, весь переполненный чувством, что я, наверно, сильно повзрослел за предыдущую ночь, кто бы мог подумать, на какую персону, несущую под мышкой стопку книжек, я наткнусь.

На Хилари, которая, оказывается, только что поступила на первый курс английского отделения. Чувствуя себя тем утром совершенно светским мужчиной, я пригласил ее в нашу студенческую кофейню, и мы наперебой принялись выкладывать друг другу все, что с нами приключилось с тех пор, как ее родители, вместе с ней, конечно, переехали в другой пригород Лондона.

Разумеется, я был в курсе, что она собирается поступать в наш университет. Мне об этом сообщила моя мать. И, честное слово, мне было очень приятно встретиться с ней. Во-первых, мне до смерти хотелось рассказать ей (да кому угодно, только бы рассказать) про мою предыдущую ночь. А кроме того, когда она скинула с себя шубку, я не мог не заметить, как похорошела она за те пять лет, которые мы не виделись.

Она, в свою очередь, с большим интересом ждала, что я стану делиться с ней своим жизненным опытом, который приобрел в Манчестере. Где лучше поселиться. Чем заниматься по выходным. Как достать билеты на Джорджа Майкла.

— У тебя есть девушка? — спросила она, как сейчас помню, довольно небрежно, роясь в сумочке, висевшей у нее на плече.

— Нет, — ответил я. — Хотя как тебе сказать… есть тут одна…

И тут она выкинула такое, что меня просто потрясло. Возможно, не менее сильно, чем тот миг, когда она обозвала меня хреном моржовым. Хилари достала из сумочки пачку «Эмбасси», откинула крышку и ткнула в мою сторону.

Не говоря ни слова, я отрицательно покачал головой и стал наблюдать, как она с уверенным видом заправского курильщика прикуривает, затягивается, машет рукой, чтобы погасить спичку, сует пачку обратно в сумочку, бросает спичку в жестяную пепельницу, выдыхает дым и только потом освещает лицо широченной улыбкой. Той самой улыбкой, от которой на щеках появлялись ямочки и которая означала: «Радуйтесь и веселитесь, фокус удался, а фокусник — просто вундеркинд».

— Ну и, — наконец спросила она, — расскажи мне про нее, кто она?

Две недели спустя Далл Элан простил свою Дженнифер. А мы с Хилари уже дрючили друг друга с таким ожесточением, которое может быть понятно только тому, кто вырос в таком пригороде, как наш Финчли.

5

Мы были вместе все время, пока я учился в университете. Когда знаешь друг друга с самого детства, то такие отношения всегда кажутся немного странными, если не сказать причудливыми. Разве можно испытывать достаточное уважение к человеку, который когда-то — и ты хорошо это помнишь — с серьезным видом разговаривал с куклами? Но наша давняя и близкая дружба в каком-то смысле возбуждала, по крайней мере поначалу. Наши отношения казались как бы недозволенными, беззаконными, почти кровосмесительными и даже просто не укладывались в голове. Как корень квадратный из минус единицы: я был единственным ребенком в семье и тем не менее проделывал это с собственной сестрой. Она, помню, тоже находила все это странным. Лежа со мной в одной постели, она говорила, что это какое-то чудо.

По прошествии многих лет я не раз просил других своих подружек показать мне свои детские фотографии. Мне кажется, любовники часто так делают. Странно понимать, что существует некая часть их жизни, в которой ты не участвовал и не поучаствуешь никогда. А вот с Хилари мне не нужно было никаких фотографий. Я и так все знал. Я сам был с ней.