Водка + мартини

Я встаю и снова отправляюсь в долгий поход к плееру посмотреть, что там играют. А заодно убраться подальше, стыдно на это смотреть. Оказывается, звучит ария из оперы Пьетро Масканьи «Сельская честь». Крестьянская девушка по имени Сантуцца поет о своей несчастной любви к Туридду, молодому солдату, который, в свою очередь, любит Лолу, а та выходит замуж за Альфио. (В общем, дерьмо собачье.)

К тому времени, когда я возвращаюсь, Дэвид уже взял себя в руки и сворачивает следующий косяк, причем предыдущий все еще дымится у него во рту.

— Извини, старик, — говорит он.

— Да брось ты. Ничего страшного, — уверяю я его с таким видом, будто каждый день по нескольку раз вижу, как взрослые мужики плачут, не стесняясь моего присутствия.

— Это когда в конце она поет «io piango, io piango, io piango». «Я плачу» по-итальянски. Всякий раз, когда слышу, не могу удержаться.

— С таким же успехом она могла бы спеть по-итальянски «я обосралась», — весело добавляю я, чтобы рассеять мрачную атмосферу.

Но моя шутка не производит на него никакого впечатления — а я так надеялся. Ей-богу, мне кажется, он смотрит на меня каким-то гнусным взглядом. А может, у него всегда такое выражение лица, трудно сказать. Тем не менее Дэвид Уайт, похоже, не из тех, кто долго грустит: он тушит первый окурок, прикуривает следующий, несколько раз затягивается и бодро передает его мне.

— Ты давно знаком с Ясмин? — спрашивает он через некоторое время.

— Пару месяцев. А что?

— Классная цыпочка.

— М-м-м… да-а. — Я впервые слышу, как кто-то употребляет это выражение, исключая фильмы семидесятых. Или он так иронизирует?

— Да-а, и такая красивая дама… — Где он понабрался таких слов?

— О тебе она тоже лестно отзывалась. — Наконец догадался подбодрить, черт подери, когда я в печали.

— Напомнила мне мою бывшую жену.

— Я и не знал, что ты развелся, — отзываюсь я насколько можно более мягко.

— Она… Мы разошлись в прошлом году.

— А долго были женаты?

— Пять лет.

— Понимаю. Переживал, наверное. — Господи, ты тут не один такой, я тоже могу пустить слезу. — А почему разошлись? — спрашиваю я, выдержав вежливую паузу. — Не сошлись характерами?..

— Она прислала письмо по электронной почте. Написала, что ей очень жаль, но, как ей кажется, мы просто охладели друг к другу. Мол, у нее никого нет. — Дэвид глубоко вздыхает. — Скорее всего, именно то, что сначала ее привлекло во мне, потом и оттолкнуло, — горько добавляет он.

— Я так понимаю, детей у вас не было.

— Нет. Дайана не хотела детей. Она любит свою работу.

— Вот оно что. И что у нее за работа?

— Она зубной врач.

Еще немного, и все полетело бы к черту. Чтобы не расхохотаться во все горло, я усилием воли ухитрился симулировать приступ кашля. Прошло достаточно много времени, но я все еще сижу и кусаю губы — они у меня так и прыгают.

7

— Майк, с тех пор, как ушла Дайана, Ясмин — первая женщина, к которой меня по-настоящему потянуло.

Прежде всего…

1. Ни один человек не называет меня Майком.

2. Мы забили уже четыре косяка и заполировали половиной ледяной бутылки «Столичной».

3. Все это время Дэвид порол какую-то чушь про Ясмин. Если бы мы не были под кайфом (см. пункт 2), если бы не великолепный вид из окна и несравненная стереосистема, у меня бы давно завяли уши.

4. Но я все понял. Трагедия Дэвида Уайта в том, что он безнадежно убогий, бедняжка. И ничего с этим не может поделать. Что бы он ни сказал — это штамп на штампе, банальность на банальности. Да еще этот нелепый полуанглийский-полуамериканский акцент.

— И я знаю, я просто знаю, что я ей понравился. Мужчина всегда чувствует такие вещи. — Теперь понятно, о чем я?

— Черт возьми, ведь это просто ужасно, — сочувствую я. — Такая хорошая девочка — и представляешь, выходит замуж за какого-то осла по имени Ник.

— Ты знаком с ним?

— Знаешь, нет. Но могу себе представить. — Я представляю себе стройного, спортивного блондина. Запонки, теннисная ракетка и все такое. Нет, Ясмин должна выйти за кого-нибудь покруче, чем этакое чучело. Теперь я вижу штаны военного покроя. Тройной живот просвечивает сквозь обтягивающую футболку. Волосы, обкромсанные машинкой. Но как насчет их теннисных ракеток, которые я видел в ее квартире возле стенки? Не-е-ет, крутые парни в теннис не играют, верно? Это ниже их достоинства.

— Ты ведь знаешь, как женщины хотят быть для кого-то желанными, а, Майк? А ведь у меня от нее просто голова кругом пошла. Я распустил перед ней хвост, как павлин. И ты знаешь, она клюнула. Это была настоящая победа.

— Что ты говоришь! И что потом?