Я мысленно возвращаюсь в прошлое, в восьмидесятые. Мы сидим в комнате в Корлтон-кам-Харди. Время послеобеденное. Дэйв и его безумный приятель-валлиец Дилан забивают косячки. Дилан, в чем мать родила, прижимает коленями к животу обложку какой-то пластинки, пальцы работают как бешеные: он крошит зелье, сворачивает косяк, лижет, склеивает, странный то ли гогот, то ли клекот доносится из-под завесы волос, скрывающей его лицо. Он действует, как всегда, неистово. Дэйв занят тем же. Но в его движениях сквозит какая-то лень. Не заимствованная, не нарочитая, а настоящая — лень как проявление духа. А потом все идет как надо: сигаретки пылают как фонари, потрескивая и разбрасывая искры, когда в огне лопается семечко. Дилан что-то лепечет и смеется, и время от времени исчезает в облаке собственного марихуанового дыма; Дэйв, вжимаясь все глубже в полуразвалившееся кресло, выставил длинные ноги, закинув одну на другую. Находящиеся на улице машины, пешеходы и Корлтонская библиотека подтверждают, что в 1984 году Манчестер живет по своему обычному расписанию. Здесь же время остановилось.
— А что твой дружок Дилан, что с ним случилось? — спрашиваю я Дэйва Уайта.
— Дилан? — Дэйв улыбается. — Он теперь работает водопроводчиком. Женился, очень счастлив. У него с Франсез двое прелестных детей, я был шафером на их свадьбе.
— Водопроводчиком? Но ведь он же был философ, он торчал от философии! Я помню, он ни о чем не думал, кроме всяких там проблем человеческого существования, вечно спорил с пеной у рта и все такое.
— Нет, потом пошел и выучился на водопроводчика. Он говорит, всегда знаешь, где находишься, если у тебя есть вода.
В коридоре по дороге к лифту меня вдруг осеняет. Я разворачиваюсь и иду обратно в кабинет к Дэйву, сую голову в дверь.
— Я придумал название для нашего шоу.
— Ну-ну?
— «Разминка перед смертью».
— Неплохо. — Он пишет крупными буквами «РАЗМИНКА ПЕРЕД СМЕРТЬЮ» на бумажке и приклеивает ее к стене рядом с календарем. — Тебе позвонят насчет договора. Не думаю, что будут какие-нибудь проблемы с деньгами. — И снова погружается в чтение последних страниц «Дейли Миррор».
3
Ясмин явно не прыгает от радости, когда слышит в трубке мой голос. Она за своим рабочим столом. За ее спиной я слышу веселый шум телекомпании «Бельведер».
— Я просто звоню, чтобы сказать, что мы с тобой провели замечательный день. И вечер.
— Да, хороший, — отвечает она.
Хороший? Хорошим может быть свитер, который мама тебе связала в подарок на Рождество. Хорошим может быть какое-нибудь дерьмовое печенье. Но только не безумные часы любви, когда сходишь с ума так, что… в общем, понятно.
— Ну да. Я хочу сказать… что было очень… Ты просто такая… особенная.
— Ты очень милый, Майкл, спасибо тебе.
— Я вот что подумал, может, ты захочешь сходить куда-нибудь на недельке, пообедать. На этот раз мы не забудем чего-нибудь съесть… —
— Вообще-то на этой неделе вряд ли получится.
— Да-а? —
— Да, на самом деле вряд ли.
— А как насчет выходных? Может, еще сыграем в теннис? Я хочу получить реванш.
— Тоже, боюсь, не выйдет.
— Жаль.
— Понимаю.
— Послушай, когда обнаружишь дырку в своем напряженном общественном графике, позвони, ладно?
— Майкл, перестань.
— Что перестать?
— Язвить. Тебе не идет.
— Что ты говоришь? И что же тогда мне идет? Ирония? Пафос? Пошлость? Хотя смотря что подразумевать под пошлостью.
— Послушай, если ты собираешься со мной ругаться, то лучше прекратить разговор. Поговорим в другой раз.
— Я вовсе и не думаю ругаться. Я просто хочу… видеть тебя, вот и все.
Пауза. Слышно, как щелкает зажигалка.
— Может, на следующей неделе?
— Отлично. Когда ты свободна?
— Ну, я точно помню, что меня не будет дома в понедельник и во вторник. И в среду. Ой, и в четверг.
— Значит, в пятницу.
— Вообще-то я забыла захватить с собой ежедневник. Можно я позвоню тебе завтра?
— Да. Конечно.
— Майкл?
— Да.
— Я правда очень хотела бы с тобой встретиться. Но мне просто… немного трудно.