Водная пирамида

Когда закончилось строительство канала, будто закончился ад на земле. Умерших было больше, чем выживших. Оставшиеся в живых заключенные должны были вернуться в тюрьмы, но Сталин их помиловал, освободил — мол, они, несчастные, работая на канале, уже пережили самое страшное наказание.

Моя же работа тогда не закончилась. Я должен был подготовить отчеты и передать, куда следовало, образцы речных, озерных и морских организмов, сделав выводы об их адаптации и эволюции в новом канале. И хотя у меня собралось не так много таких образцов, в научных институтах Москвы и Ленинграда мои отчеты изучали недели, месяцы, годы, но ни разу меня не пригласили туда на разговор. Ни как ученого, ни как свидетеля. Беломорский канал оказался несудоходным и мало подходящим для какого-то другого использования, он так и остался в паутине забвения.

Все те годы, которые я посвятил изучению территории, где пролегал Беломорский канал, у меня не выходил из головы путь миграции угрей. Но кого в то время интересовал этот путь?! Угри оказались в лабиринте, из которого не могли найти выход даже люди…

— Значит, над угрями нависла серьезная опасность? — спросил взволнованно Цветан.

— Да, дорогой мой друг, грех по отношению к человеку и его жизни есть грех по отношению к природе, — с готовностью подхватил Лозинский.

— Но все же, что стало с угрями? — попросил разъяснить Отец, хотя ответ вытекал сам собой из последнего высказывания Игоря Лозинского.

— Угри крутились по кругу. Они не могли в определенное время достичь пресных вод, рек и озер, чтобы продолжить свою праисконную миссию жизни и смерти. Не могли и повернуть обратно к морям.

— А что стало с Вами, с Вашей работой в Институте в Ленинграде? — снова задал вопрос Цветан Горский.

— Ох, тогда началось мое хождение по новым мукам. В Институте были недовольны моим отчетом, в частности, разделом про угрей, ведь он, хотя и был написан максимально точно, все же таил в себе какие-то тайны, мистику, что выходило за рамки партийных представлений о пролетарской науке. Как они могли меня наказать?

Будь я членом партии, легко бы со мной справились. Разумеется, невозможно было быть «белым» и членом партии. Мне вынесли последнее предупреждение перед тем, как выгнать из Института. Они хорошо понимали, что я еще им понадоблюсь как отличный знаток паразитических микроорганизмов. Все бы ничего, да тоска меня грызла. Хотелось мне изведать путь угрей. Отправиться на юг, по тем рекам, по которым когда-то передвигались угри из моря до озер. В воображении я не раз следовал за ними по этому пути.

Выход где-то должен был существовать!

Не везде был разорван путь угрей…

И так, милые мои балканцы, добрался я до этого Озера, моей последней родины. Я зажил новой жизнью. Жизнь, которую там, в родной России, у меня отняли, я вернул себе здесь…

Отец близко к сердцу принял рассказ Игоря Лозинского. Он сравнивал то, как он сам искал путь угрей, с тем, как это делал Игорь Лозинский. Выходила странная вещь. Хотя каждый шел в жизни своим путем, было что-то общее между ними, людьми, вырванными с корнем из родной почвы, — в том, как они скитались, страдали, во что верили.

Отец тоже верил, что он с семьей, следуя за угрями, в конце концов обретет обетованную землю, Атлантиду, где заживет спокойно и счастливо…

Какой планетарный парадокс: Отец, в надежде на выход из тупика, бежал от Озера, от того места, где Игорь Лозинский нашел для себя спасение и мир, а значит, выход из тупика. Отец искал выход в пути угрей с конца, противоположного тому, по которому Лозинский пришел на отцовское Озеро, чтобы открыть здесь свою родину…

Небо над Озером теперь было украшено звездами, будто оно праздновало спасение угрей, которым удалось продолжить движение к морю. Их путем следовали и отцовские надежды на спасение — сначала через границу с родной страной, а потом к морю, к океану, обозначая вариант возможного возвращения.

Вдалеке пробивались первые лучи восходящего солнца.

Синяя вода Озера начала менять свои оттенки. Метаморфозы были тем больше, чем выше поднималось солнце. Город спал сном угрей, путешествующих к морю.

Отец, Игорь Лозинский и Цветан Горский тихо, чтобы не услышала Мама, вышли из дома и направились к Озеру. Озеро пробуждалось, похожее на открытую утробу, полную тысяч живых организмов, сохранившихся ископаемых, которые словно приветствовали своих спасителей…

19

Отец, Лозинский и Горский были слиты с Озером, с его историей. А оно, Озеро, имело действительно великую историю. Озеро имело свою огромную утробу. Имело и глубокие мифические корни, которые питали и судьбы множества людей…

Игорь Лозинский спешил закончить свою нелегкую исповедь. Он хотел открыть перед балканскими друзьями тайны существования Озера и людей вокруг него, оставить Цветану Горскому свое духовное завещание в надежде, что тот достойно продолжит его дело, а Отцу показать огромный смысл, сокрытый в том, чтобы следовать по пути угрей в поисках выхода из лабиринта, в котором он оказался.