Водная пирамида

В Стамбуле, изучая право, Отец имел ясное представление о ленинско-сталинском социализме. Тогда он на месте следил за политикой Ататюрка, который в какой-то период хотел сблизиться со Сталиным и Советским Союзом. Был в курсе того, как воплощается идея социализма в западных европейских демократиях. Но он не был знаком с социал-коммунизмом изнутри, не испытал его на своей шкуре, как Игорь Лозинский. Отец был уверен, что от своего русского знакомого сможет узнать еще много тайн, тайн о прошедших и будущих временах.

Так, весь в мыслях, он подошел к дому. Здесь его поджидали другие заботы — реальные, осязаемые. Мать еще издалека, по шагам, поняла, что это Отец. Домашние вздохнули с облегчением, когда Отец переступил порог и вошел внутрь.

12

Мать была обеспокоена тем, что Отец так долго отсутствовал на работе и дома. Но она не имела привычки спрашивать, где он был, уж тем более, в тот момент, когда тот переступал порог дома. Отец вернулся, дети дома — и слава Богу. Тяжелее всего ей было, когда она оставалась одна. Одна, в неизвестности. Мать была сильно взволнована тем, что угри все более и более отвлекали внимание Отца от семейных нужд и проблем, от работы в адвокатской конторе. Она знала, была глубоко в этом убеждена, что Отец одержим какой-то высокой идеей ради благополучной жизни семьи в те нелегкие поворотные времена. Ключевые решения всегда принимал Отец, а Мать следовала им, часто даже не понимая их целей, а лишь смутно о них догадываясь. Ей требовалось время, чтобы понять, что нужно делать ей, исходя из отцовских решений. Но она твердо верила: что бы ни задумал Отец — все это на благо семьи.

Отец же обычно, когда был сильно взволнован, неслышно проходил в свой кабинет. Там, среди книг, он успокаивался. Отец зажигал желтую лампу. Она освещала книги, и они оживали. Лампа излучала тепло, была солнцем этого дома. Именно тут, в главной комнате, в отцовском кабинете, в тишине книг решались им важные для семьи вопросы. Книги были словно крылья этого дома, готового в любой момент взмыть высоко в небо.

Отец говорил, что тишина — это язык книг. В этой тишине раскрытых книг яснее становились его мысли. А мысли были об одном — об отъезде. Переселенцы будут существовать вечно, думал Отец, как вечно рождение. Эмигранты, как потоки воды, будут всегда течь по миру…

Близилась полночь, а желтая лампа в отцовском кабинете все горела. Мать глаз не сомкнула после того, как накануне вечером уложила детей спать. После того, как Отец долго отсутствовал и поздно вернулся домой, она еще с ним не разговаривала. Мать могла успокоиться окончательно и пойти лечь спать только после того, как Отец поведал бы ей, чем он озабочен. Она всегда делила с ним его тревоги. Такой была их любовь. Они проникали в души друг друга. Взаимная любовь давала им покой.

Где-то в полночь Мать на подносе принесла Отцу в кабинет ужин. Редко случалось так, что Отец не ужинал с семьей. А сегодня он совсем забыл о совместном ужине. Мама тихонько постучала в дверь и услышала тихий отцовский голос.

Отец встал, взял поднос, с нежностью глядя на Маму. Ей сразу стало легче, тревога пропала. Она села рядом и смотрела на Отца, пока он ужинал. Отец ел не потому, что был голоден, а скорее для того, чтобы ее успокоить. Тишину время от времени прерывал кашель кого-то из спящих детей. Мать пришла в полночь к Отцу, конечно, не за тем, чтобы рассказывать ему о домашних заботах или проблемах с детьми, ее волновал отъезд. Хотя бы узнать вовремя, чтобы успеть подготовиться, рассуждала она.

Мама недоумевала, почему Игорь Лозинский стал приходить к ним так часто, сетовала на то, что Отца теперь так подолгу не бывает в конторе. Не было никаких известий от родственников, которые жили рядом, за близкой границей. Тревог — хоть отбавляй! Маму мучила отцовская одержимость угрями, а тут, ко всему этому, еще и дружба с русским эмигрантом. А было время оккупации. Не успела укорениться одна власть, а уже другая была на подходе. Война приближалась к Озеру. А он — все про угрей да про угрей! Это нехорошо, думала Мама и решила сказать об этом Отцу, но огромное доверие к нему не дало ей этого сделать, и она промолчала. Отец же прекрасно понимал, что ее беспокоит, знал, о чем она хочет спросить его. Он приблизился к ней и положил ей на плечо руку. Она прижалась к нему. Оставалась так долго, не проронив ни слова. Издалека доносилось дыхание реки, послышался крик какой-то птицы. В соседней комнате сопели дети. Отец черпал силы в той энергии, которая витала в воздухе, пока они мирно спали.

Отец первым прошептал Матери:

— Милая моя, книги имеют свои судьбы. Книги определяют судьбы других. Я пошел за ними, вас повел за собой. И только одному Богу известно, правильный ли это путь!

Мама и дальше молчала. Она смотрела в открытые книги, пыталась понять мысль Отца. В библиотеке Отца у каждого возникало такое чувство, что эти старые книги жили сами, участвовали в жизни семьи, скрашивали Отцу его одиночество беженца в долгие ночные часы, были ему и нам верными друзьями.