Водоем. Часть 1. Погасшая звезда

За твой голос, за речь нежно-милую,

За душевность, за радость, за боль!

Во время исполнения последней строфы третьего куплета из глаз Ольги заструились слезы: сначала потек левый глаз, вслед за ним засеребрился и правый, а на обоих щеках образовались солено-сладкие блестящие бороздки… И снова она взяла паузу перед припевом, но теперь она была почти вдвое больше — видимо, ей было непросто совладать с эмоциями… И снова начался внезапный шторм…

Только я своё Настоящее

Обрести не смогу без Тебя,

Для Тебя же я — только препятствие,

Только жалость и слабость твоя!

Голос актрисы рвался всё выше и выше и, достигнув апогея, акме, наибольшей возможной высоты, задрожал, затрепетал, словно раненая птица, томящаяся в клетке… Теперь было уже сложно понять — то ли девушка рыдает, то ли все еще поет…

До свидания, Солнышко нежное!

Не могу я остаться, пойми!

И не принята и не отвергнута,

Ты бы сердце мое отпустил…

С каждым днём непосильней страдания!

С каждым часом всё жарче огонь!

Не могу я сгорать в этом пламени,

Нет уж сил выносить эту боль!

Но, похоже, девушка сумела все-таки совладать с эмоциями, смогла взять себя в руки, и припев прозвучал на этот раз спокойнее, совсем без гнева, будто она говорила: «Не принимай все всерьез, не грусти, все будет хорошо!» И в таком же светлом расположении духа, уже почти не плача, Ольга стала завершать свою песню-исповедь:

До свиданья, Родимый, Любимый мой!

Ты прости, если сможешь, меня!

Не грусти, мой единственный, милый мой

Пощади и себя, и меня…

Я люблю Тебя нежно и трепетно

Как никто на земле никогда

Не любил… Только слов больше нет уже,

Только слёзы, только тоска…

А затем, не выпуская гитары, Ольга встала и, ровно стоя, немного разведя в стороны свои прекрасные оголенные ножки, пропела с предельной твердостью и мощью, несколько более низким голосом, скорее похожим на контральто, чем на меццо-сопрано:

Знай, что я своё Настоящее

Обрести не смогу без Тебя,

Для Тебя же я — только препятствие,

Только жалость и слабость твоя!

Ничего мне не надо, Любимый мой!

Ничего не хочу для себя!

Лишь прошу: оставайся счастливым Ты

Даже если не станет меня…

Последнюю строчку девушка пропела снова печально, тоскливо, протяжно и очень жалобно, будто действительно уже смирилась со своим скорым концом. «У, гадина, на жалость давишь? Ничего не надо? — уже давилась ненавистью Вера, все больше думая о мести и расплате. — Ври больше, тварь! Все хочешь захапать — и мужа, и деньги, и имущество! Конечно, без Ванятки ничего не приобретешь, никакого настоящего и будущего! Ну, мы устроим тебе будущее, узнаешь, как чужих мужей отбивать…»

Когда пение и музыка стихли, а занавес медленно пополз вниз, закрывая своим изумрудно-лазуревым полотнищем и опустевший стул, и почему-то брошенную гитару, зал еще несколько минут безмолствовал — каждый действительно встретился, пусть не на долго и не полностью, с собственной экзистенцией, собственной Самостью, и теперь все вместе, но по одиночке, переваривали те новые чувства, те сложные переживания, которые пробудила в них Звезда Святогорской Оперы… И только после того, как зажегся свет, зрители вяло и почти бесшумно потянулись к выходу…

Вера Сергеевна сначала растворилась в толпе, но, оказавшись на улице, вынырнула из людского потока, предоставив тому право течь к остановкам общественного транспорта, а сама двинулась в обход здания театра к черному входу… Без всякого труда она обнаружила почти прямо у заднего входа родной шестисотый «Мерс» — теперь ей оставалось только ждать, и она готова была ждать час, два, всю ночь, если так будет нужно для получения последнего свидетельства…

Но ждать долго не пришлось — не прошло и получаса, как из дверей появилась знакомая фигура мужа… Уверенным в своей правоте движением, и думать не думая, что с противоположной стороны дороги, банально спрятавшись за деревом, его наблюдает родная жена, Иван Тимофеевич распахнул дверь автомобиля, завел двигатель и тронулся с места…

«Нет, не может быть! Неужели уедет? Один! Без нее!?? Неужели командировка в Свердловск — это правда?» — затрепетали мысли-предположения в голове Веры Сергеевны.

Но нет… Проехав сотню метров, «Мерседес» остановился на краю проезжей части… «Ну, слава Богу!» — облегченно вздохнула Вера…

Ольга появилась из той же двери минут через десять. Девушка была в знакомом откровенно эротичном наряде — босоножки, мини-юбка, только поверх блузки была накинута синяя болоневая курточка… Но Вере Сергеевне этот прикид показался сейчас пошлым и порнографичным… Она представила, как через минуту лапа его кобеляки ляжет на колено этой самки, как полезет к ней под юбку, под трусы… От таких мыслеобразов её едва не стошнило…

Она сопровождала девушку по противоположному тротуару до тех самых пор, пока не убедилась, что та благополучно упаковалась в их семейное авто…