Водолаз Коновалов и его космос

Сегодня случилось страшное. Катя согласилась присмотреть за Шурой, и мы с Андреем поехали вдвоем на наш пляж. Мне его еще Филипп показал в наше первое лето – там два утеса, белый песок и всегда – ни души. Он довольно далеко от города, так что добрались уже за полдень. Погода стояла отличная – на небе ни облачка, ветерок легкий. Оставили машину на дороге, спустились… Сперва было тихо, как вдруг начался конец света. Волны по шесть баллов, ветер, тучи. Смерч – не поймешь, откуда взялся. Андрей в этот момент далеко от берега уплыл. Я сразу поняла – море хочет забрать свое.

Ведь это я ему посулила то, чего не знала дома! Ведь это взамен Андрея оно мне тело моего мужа вернуло! И теперь я сама его к морю привела!

Я видела, как Андрей тонет, как его уносит все дальше от берега, а сама не могла даже войти в воду. Я кричала что-то, просила не отнимать у меня и его. Море только смеялось. «Ты обещала, подруга! Помнишь?» – отвечало оно и отшвыривало меня, как мусор. Но я была сильной. Я отобрала его у моря, вытащила, откачала.

Отступив несколько строчек, не чернилами, а химическим карандашом, после каждого написанного слога обретавшим яркость, Фаина дописала рубленым, не своим почерком:

Лучше бы я дала ему утонуть…

С той стороны листа проступали тревожные химические символы. Коновалов дрожащими руками перелистнул тетрадь.

Шура

1 июля 1960

В этих двух строчках он увидел все, что случилось в тот день.

Вот Фаина провожает Андрея на поезд. Полные светлой надежды на счастливое будущее, они взахлеб целуются на перроне под неодобрительные взгляды сограждан. После странного шторма они договорились о переезде в Москву. Им обоим кажется, что так правильно, так безопасно.

Вот на шумном городском пляже Катя болтает со старой знакомой, подругой ее матери из родного колхоза. Та пересказывает последние известия: председателя бросила жена, у Машки-библиотекарши умерла бабушка, Лёха («рядом с Игнатьевыми жил, рыжий такой, не помнишь, что ли?») в Москву поступил на агронома. Катя хлопает белесыми ресницами и многозначительно кивает каждой новости. К знакомой подбегает конопатый малец лет восьми («это внучок мой, старшей дочки сын») и канючит идти в море. Катя растерянно озирается в поисках своего подопечного: «Вы не видели мальчика? Вот только что здесь сидел, с катером играл… Шура! Шура!»

Вот катер с синим номером «140» на борту, с гордо реющим красным треугольником флага, везет своих нарисованных пассажиров к горизонту. Море перекидывает кораблик с волны на волну, а загорелый мальчишка, который думает, что умеет плавать как дельфин, носится за катером, как котенок за бумажным бантиком. Море играет с Шурой, позволяя ему подобраться к игрушке совсем близко. И когда драгоценный каябль почти у него в руках – достаточно схватить, его относит на пару метров вдаль, в открытое море.

Шуру нашли не сразу. День за днем Фаина писала одно и то же короткое слово:

Ищут.

Ищут.

Ищут.

Коновалов вспомнил, как однажды, в самом начале его водолазной карьеры, они всеми подмосковными службами искали провалившегося под лед мальчика. Все знали, что живым его уже не найти. Задача была обнаружить тело. «Пусть его найду не я, Господи, пожалуйста, только не я!» – молился он мысленно, вглядываясь в мутную воду. Его молитвы были услышаны – мальчика нашли ребята из другого отряда. Он смотрел на женщину, скрючившуюся над маленьким телом в черном траурном комбинезоне, и ругал себя за малодушие. С каждым Фаининым «Ищут» он погружался в воду, под толстый пористый лед, искал Шуру, глядя по сторонам, надеясь не найти, и каждый раз думал: «Пусть его никогда, совсем никогда не найдут!» – и снова ругал самого себя.