Водомерка

– Почему Слайго?

– Простите?

– Почему Питер Бергманн приехал в Слайго? Ведь он мог выбрать любой другой ирландский город, Дублин или Корк. Там гораздо больше возможностей для досуга. Для чего нужно было приезжать в город, который славится своими пешими маршрутами, скалами, океанскими волнами – в общем, природой, и не взять с собой даже пары спортивной обуви? Что-то привело его именно сюда, я это чувствую. Что-то, о чем я пока не знаю.

– Вы хотите найти причину?

– Мы не выбираем, где нам умереть, – задумчиво ответила Сьюзан. – Но мы выбираем, где нам быть. Питер Бергманн приехал сюда, а затем сел в автобус или пешком прошел семь километров до рыбацкой деревушки, в которой, кроме маленького пляжа и пары устричных ресторанчиков, ничего нет. Да еще и выселился из гостиницы перед этим. Что-то привело его сюда. Слайго был чем-то важен для него.

VIII

Сьюзан вышла из отеля, когда улицы подернулись вечерними огнями, и пошла вдоль Граттан-стрит. Сумерки – время пробуждения духов, если верить кельтской мифологии. С наступлением темноты стираются границы предметов и миров. Так себя чувствовала и Сьюзан – застрявшей между темной бездной внутренних тревог и внешней вселенной, полной бытовых задач, требующих ее физического присутствия, реальных действий. Ей нравилось быть в ночи, жить в ней. Пережить сумерки и остаться живым было сродни бессмертию.

Стеклянные витрины частных магазинчиков полыхали огнями, чтобы привлечь внимание к выцветшим за сезон сарафанам и льняным сорочкам, которые за лето так никому и не приглянулись. В глазах Сьюзан это было похоже на предсмертное цветение. Неукротимое желание урвать свое при жизни, пока холодная и равнодушная рука продавца не убрала тебя прочь, подальше от глаз привередливой публики. Есть растения, которые, при всей полноте ухода и заботы, не дадут при жизни ни одного цветка, а их листья будут вялыми и бледными, будто мертвыми. Но это обманчивое впечатление. Стоит забыть про них – перестать поливать либо поставить в темный и пыльный угол, тогда-то они и взрываются изнутри неукротимой жаждой жизни. Они начинают цвести, выбрасывая в воздух по несколько стрелок с множеством бутонов зараз. Словно в предсмертной агонии, эти цветы жаждут напоследок показать, на что они способны, остаться в памяти яркими соцветиями, не кануть в вечность.

Почему ее не напугало то, что она отключилась в ночь, когда умер Питер Бергманн? Она и своему психотерапевту об этом сказала лишь спустя время, да и то между прочим. Специалист была встревожена и пожурила Сьюзан за равнодушие к собственному здоровью, а затем стала черкать в своем блокнотике, придя в конце концов к выводу, что это еще один симптом, вполне укладывающийся в ее состояние. Потерянный родитель – ощущение нестабильности – потеря опоры – метафорическая связь, приведшая к потере опоры и в физическом мире: обмороки, дереализация, головные боли, апатия. Сьюзан удавалось думать об этом только лишь как о наборе симптомов. Словно она читала чужую медицинскую карту. Это и есть отрицание?

Она не заметила, как оказалась у дверей музыкального магазинчика The Record Room. Построенное в 1900 году, здание на удивление хорошо сохранилось, не считая того, что ушло со временем под землю как минимум на полметра. Верхние этажи, выкрашенные в матово-черный, поддерживались иссохшими деревянными балками. Они прогнулись под грузом лет, и было неясно, то ли дерево держит всю конструкцию, то ли конструкция осторожно громоздится, чтобы не повредить первый этаж.

Сьюзан еще помнила времена, когда пластинки здесь давали напрокат, а иногда владелец мог подарить парочку – за помощь в наведении порядка на полках. В иные дни продавцы выносили ко входу хрипящую колонку, и улица наполнялась незнакомой мелодией, преображаясь на новый лад. Она могла обрасти платанами, увитыми свисающим мхом, вокруг которых кружил рой божьих коровок, или превращалась в испанскую веранду, где на подносе остывали энсаймадас, или в парижскую подворотню, куда художник без гроша в кармане выносил картину на продажу. Но чаще слышались ирландские мотивы – словно горный клич, мелодичный и бунтующий, они раздвигали границы маленькой улицы, превращая ее в дикий край, чарующий и свободный.