Водомерка

– Ты поэтому всегда держишь дистанцию? Со мной, другими людьми. Я же не слепой, вижу, как ты относишься к окружающим. С уважением, выслушиваешь, даешь советы, участвуешь в жизни других. Но при этом всегда ныряешь обратно в свой кокон, где тебе уютно, где ничего не может случиться.

– Ты видишь меня такой?

Он протянул руку и коснулся ее колена.

– Я вижу, что ты не позволяешь любить тебя.

Щеки Сьюзан вспыхнули, и она с испугом взглянула на Ирвина. Отворот его рубашки чуть заметно шевельнулся, когда на шее дернулась вена, словно пульс на секунду замер в ожидании ее ответа.

– Мне нелегко в этом признаться, Ирвин. Со стороны, наверное, кажется, что мне никто не нужен, да я и сама приказала себе в это поверить. Но есть большая разница между одиночеством вынужденным и осознанным. Первое – это когда ты хотел бы иметь рядом партнера, но тебе это не удается. А второе – что ж, до поры до времени я считала, что отношусь ко второму типу. Что это мой выбор…

– А на деле?

– Я еще не разобралась.

– Быть одиноким – не значит быть несчастным. Люди находят невероятное количество моментов для счастья, даже когда их не с кем разделить.

– Счастье без близких – это как салют без зрителей.

Ирвин хмыкнул.

– Что-то мы с тобой забыли про ужин. Давай закажем?

– Нет, погоди. Я не хочу. Твои слова меня задели. И я думаю, хватит бояться, хватит чего-то ждать. Мы живем здесь и сейчас, ведь верно? И нужно слышать себя и свои желания, следовать за зовом сердца. Мне кажется, сейчас я не хочу никакого ужина. Я даже не буду допивать это пиво, хоть оно и очень вкусное, немцы, как и мы, знают в нем толк… Кажется, я несу околесицу, и надеюсь, не пожалею о том, что скажу. Но сейчас, в эту минуту, я хочу чего-то другого, – она отставила свой бокал и поднялась из кресла. Сделала шаг навстречу, так, что платье качнулось вслед за ее нежным, вкрадчивым движением. Подойдя вплотную к Ирвину, она взяла его за руку.

– Чего-то другого? – внезапно охрипшим голосом повторил он, разворачиваясь за ее рукой. Сьюзан чувствовала, как полыхают ее щеки. «Все дело в перемене климата, не иначе. Все дело в этом освещении, в удаленности от дома, в аромате его одеколона, к которому она уже привыкла и который так необъяснимо волнует. В легкой щетине на его щеках, жесткость которой хочется ощутить всей кожей, чтобы почувствовать себя смелой, настоящей, живой», – лихорадочно думала она, словно глядя на себя со стороны и в то же время чувствуя, как пальцы Ирвина в ее руке грубо, по-мужски подрагивают, выдавая желание своего хозяина.

– Да, ты все верно услышал, – тихо произнесла она и достала ключ от номера – плотную карточку, впившуюся в ее ладонь. – Мне хочется чего-то совершенно другого.

* * *

Сьюзан пила утренний кофе в своем номере и не могла перестать улыбаться. Ирвин уже ушел к себе, но комната хранила его запах, и Сьюзан с удовольствием вдыхала его, смешанный с ароматом молотых зерен и воспоминанием о близости, на которую решилась. Ее мысли совсем перепутались, она не понимала ни свое желание переступить черту, ни тело, которое сделало этот выбор, победив доводы разума. Но кажется, именно оно и было благодарно ей: позабытая пьянящая легкость вместо привычной утренней усталости. Хотелось сбросить халат и кружиться по комнате, но она сдержала этот ребячий порыв и глянула на часы – восемь утра. Встреча с семьей Майер назначена на десять. А это значит, они успеют быстро позавтракать.

Через двадцать минут пара уже сидела в небольшой столовой, сервированной под шведский завтрак. Постояльцы, кто в халатах, кто в деловых костюмах, наслаждались свежевыжатым соком и аккуратными бутербродами с ветчиной и омлетом.

– Я такая голодная, – жуя сосиску, проговорила Сьюзан и посмотрела на тарелку Ирвина, доверху наполненную всеми видами предлагаемых блюд, из которых овощи занимали самую меньшую часть.

– Я это уже понял, – подмигнул Ирвин, ласково разглядывая Сьюзан и не замечая утреннюю припухлость ее чисто вымытого лица. – Не волнуйся, я оценил твой жест. Сам я на такое не способен.

– Хочешь сказать, не пригласи я тебя, ты никогда бы не решился?

Он с сомнением пожал плечами.

– Ладно, – удовлетворенно резюмировала Сьюзан, – к этому мы еще вернемся. Сейчас нам нужно сконцентрироваться. Майеры ждут нас к десяти, опаздывать нельзя, мы же в Германии, здесь это расценивается как страшное неуважение.

– Тогда предлагаю поторапливаться, еще неизвестно, сколько нам ехать до их дома. Хотя я бы предпочел никуда не спешить, а подняться в номер и… – Ирвин осекся, увидев, как Сьюзан смерила его строгим учительским взглядом. – Ладно-ладно, выступаем через десять минут.

– То-то же, – поддакнула Сьюзан и допила свой сок.

Без пяти десять они стояли у резных ворот, закрывающих вход в арку, ведущую во двор-колодец, и размышляли, как попасть внутрь, так как никаких признаков кодового замка или домофона не наблюдалось. Но размышляли они недолго. Щелкнул замок, и навстречу им вышла женщина. Увидев незнакомцев, она широко улыбнулась.