Водонапорная башня

Элен или просто Лена доводилась мне двоюродной сестрой. Ее отец был старшим братом моей матери, а бабушка – не только нашей общей бабушкой, но и единственной из оставшихся в живых. Два с лишним года, что разделяли даты наших рождений, были ничем в сравнении с той пропастью, которая лежала между нашими воспитаниями и характерами. Элен родилась в Германии, когда перспектива уехать служить за границу сделала невозможное – союз ее безнадежно влюбленного отца и неприступной местной красавицы. Трезвую свадьбу сыграли наспех, без души, потому что долгожданная командировка была наконец-то подписана, да и скрывать дальше помноженное на двое счастье мужа и будущего отца было уже невозможно.

Пополнившееся семейство вернулось на родину, когда Элен исполнилось три года, но это однако не мешало ей в разговорах производить впечатление на собеседников воспоминаниями о своем счастливом немецком детстве. Вскормленная на чужбине детскими смесями с невыговариваемыми названиям, она питала слабость ко всему иностранному. Имена всех ее друзей звучали на иностранный манер, сама же она для них была Элен. Одним летом она дала мне имя Кэт, на что возражать, как и многие другие, я не стала. Не скажу, что мне это нравилось, но спорить с ней было бесполезно, так как она всегда апеллировала к своему старшинству, а следовательно, как ей казалось, и уму.

Отец Элен, будто персонаж анекдотов, был типичным прапорщиком – находчивым и веселым с большими загребущими руками. Изо всех сил он старался отсрочить невыгодно ранний уход на пенсию и, также не жалея сил, постепенно выносил на своих плечах груз предпенсионный приготовлений. Он любил “своих девочек,” как он называл Элен и ее мать, солдатский юмор и подержанные иномарки.

– Я думала, вы к морю поедете, – сказала я, продолжая крепко обнимать ее лимонную спину.

– Папе отпуск дали только на неделю, нам бы никак не уложиться.

– Ах, вот оно что! Значит – тебя решили в деревню к бабушке отправить?

– Что значит решили? – с деловитым видом ответила Элен. – Я сама напросилась, ты же здесь.

После этих слов она опять накинулась на меня и расцеловала в обе щеки.

Элен была поразительным существом. Все ее фразы и жесты были сборной солянкой из экспрессий героев мексиканских, бразильских, французских сериалов, заученных и перенесенных в реалии постсоветского пространства. Мало кто в то трудное время говорил о чувствах и сердечных муках, о них только смотрели по телевизору да вздыхали. Элен же не только подчинила распорядок своего дня просмотру всевозможных сериалов, но и в перерывах между ними перед зеркалом репетировала избранные пассажи из любимого.

– Пойдем занесем твои вещи.

– Ой, спасибо, моя дорогая! – воскликнула она и засеменила к машине.

– “Фальшиво”, – отметила про себя я.

Она жила с родителями в закрытом военном городке. Я в шутку называла это место “садом земных наслаждений” не только из-за того, что все земные блага и услады были доступны для его жителей в любых качествах и количествах, но и потому, что его просто не было на карте. По слухам там то ли выпаивали электронные платы для радио-локационных установок, то ли утилизировали снятые с вооружения ракеты, да только этот нескучный сад был обнесен высоким бетонным забором с колючей проволокой, а на двери будки проходного пункта красовалась надпись “вход строго по пропускам”.

Год назад, когда умер дед в разгар летней страды, до начала школы родители упекли меня за те самые бетонные стены, чтобы управиться с похоронами и “убрать со двора скотину” – так называла это бабушка, когда оправдывалась потом перед соседям за свое тягостное безделье. За эти пару месяцев, что я прожила в городке в семье моего дяди, я узнала о человеческих пороках больше, чем за всю свою последующую сознательную жизнь. Элен, искренне радующаяся моей компании, брала меня всюду, куда была вхожа сама. Подобно поэту Вергилию, она любезно разъясняла мне сакральные смыслы дискотечный танцев и пьяных квартирных сборищ с поочередным таинственным исчезновением по двое, а иногда и по трое, в темных закрытых спальнях.

Так, почти каждый наш вечер начинался у ларька, пестрящего красочными банками с надписями “Кола”, “Джин тоник”, “Трофи”, “Отвертка” и еще много чем. Там нас обычно поджидали уже в приподнятом настроении многочисленные поклонники красоты Элен. Она представляла им меня “маленькой Кэт” и при этом покровительски и хищно смотрела каждому в глаза, после чего юноши не заговаривали больше со мной до конца вечера. Все начиналось, когда один из парней, доставая из кармана и демонстративно разглаживая новенькие “косари”, спрашивал: “Тебе, как обычно, Элен?”

– Да, как обычно, – бросала она через плечо и кокетливо смеялась.