Водонапорная башня

Высокий юноша неуклюже сгибался пополам перед унизительно низким отверстием в ларьке и, кладя на ребро сложенные желобом деньги, говорил: “Два тоника и лав из”. Иногда Элен просила купить “Сникерс” и добавляла – “для маленькой Кэт”, что означало одно – ужинать мы не будем и вернемся домой только к утру. Признаться, я очень любила и всякий раз ждала эти ее маленькие подарки, потому что вкус того шоколада был несравнимо лучше вкуса желтых конфет с повидлом, пренебрежительно называемых ею “собачьей радостью”.

Тоник выпивался медленно, иногда под гитару на лестничных подъездных клетках, иногда в лесочке за коллективными садами а иногда в школьном дворе, прямо перед окнами опустевшего на время каникул кабинета директора. На этом этапе к нам присоединялись еще несколько веселых фей, что вносило в разговор явное оживление, и мальчики начинали сигнализировать друг другу глазами. Я всегда держалась возле Элен, когда она, раскрасневшаяся после второго тоника, одной рукой оттягивала вниз подол своей короткой юбки, а другой – накручивала на пальцы кудряшки моих волос. Я съедала свою шоколадку и еще до наступления темноты, расшифровав сигналы мальчишеской азбуки Морзе, знала, кто похитит мою Элен на предстоящую ночь.

Всегда случалось так, что у кого-то пустовала квартира, и наша компания перемещалась в декорации, более подходящие для любострастий. Интерьеры квартир этих полковничьих сынов, как выставка достижений народного хозяйства, изобиловали диковинными вещицами. Я давно привыкла к тому, что недра российских квартир хранили гораздо больше информации о роде занятий и местах работы их жителей, чем их трудовые книжки, но с этими квартирами все обстояло иначе.

Стандартные советские квартиры до самого потолка были плотно набиты мебелью и современной техникой. Каждый телевизор здесь был коронован видеомагнитофоном, а с полок шкафов огромными черными глазищами на нас таращились динамики аудио проигрывателей и музыкальных центров. На кухнях, казалось, все время кто-то невидимый готовил, мыл и стирал. Ощущение было такое, что бетонные стены этого городка охраняли не военные государственные секреты, а несметные богатства его обитателей.

Сценарий был один и тот же – мне указывали на полки с видеокассетами и проводили короткий инструктаж по управлению видеомагнитофоном, после чего все расходились по комнатам. В то лето я открыла для себя романтичных Модерн Толкинг, совершенно инопланетного Майкла Джексона и моих абсолютных любимчиков – группу Металлика. Я пересмотрела всего “Тома и Джерри” и “Чиппа и Дейла”, но особенно я любила фильмы ужасов, и “Кашмары на улице Вязов” и “Живая мертвечина” сделались моими фаворитами. У некоторых мальчишек в силу современных взглядов и свободных нравов их родителей в видео коллекциях попадались весьма занятные экземпляры, типа “Греческой смаковницы” и “9 с ½ недель”, а иногда и целые серии интригующих фильмов, например, Тинто Брасса.

Вскоре хлопанье дверей начинало перемежаться щелканьем дверных замков ванных комнат, и через какое-то время ко мне выходила изнеженная и утомленная Элен. Всегда шумная и взбалмошная в те предрассветные часы она сама, как бессонное летнее утро, была тиха. Войдя в комнату, она неслышно садилась возле меня и с каким-то мурчанием в голосе говорила: “Пойдем, Кэт, домой – уже поздно”.

– Не поздно, а рано. Сейчас четыре утра, – часто подшучивала я над ней.

А она обнимала меня за тощие плечи и, убирая прядь волос с моего лба, добавляла едва слышно: “Нет, Кэт, уже поздно, слишком поздно”, – и мне делалось жутко.

Многое из того, что говорила Элен было где-то и когда-то подслушано за героями низкопробных сериалов, но только она умела употребить эти слова так, что, как повторная запись поверх не затертой пленки, они накладывались на песню ее жизни, приводя гармонию смыслов к пугающим диссонансам.

– Ты давно здесь загораешь? – спросила Элен, выкатив обмотанный изолентой обруч из багажника.

– Пару недель, – ответила я и взвалила себе на спину пакет с ее вещам.

– Почему ты мне ничего не сказала? Я бы сразу примчала!

– Как? Телефона у бабушки нет. Почтовым голубем?

– Как нет? А у соседей?

– У каких соседей? – недоумевающе спросила я.

– Как у каких? У которых еще лошадь есть такая… замученная. Бабушка иногда звонит нам от них.

– Ха-ха, – рассмеялась я, – я и не знала, что у них есть телефон. А лошадь у них, Элен, не замученная, она просто старая.

– Это одно и то же, Кэт. В любом случае несчастная. Я бы такой быть не хотела.

– Какой? Замученной или старой? – весело переспросила я.

– Несчастной, глупенькая! – воскликнула Элен.

Я стряхнула с себя сандалии и стала взбираться по крыльцу в дом. Элен задержалась на какое-то время у порога, видимо, рассматривая меня, а потом сказала:

– Кэт, я скучала по тебе.

– И я по тебе, Элен, – ответила я ей из темных сеней.