Водораздел

То, что в Петрозаводск съехались сотни бывших царских офицеров, знали и в станционном поселке: жители бараков видели, как по железной дороге на станцию прибывали и группами и в одиночку бывшие офицеры. Губернский военный комиссариат предложил бывшим офицерам вступить в Красную Армию, но офицеры отказались. Большинство из них, видимо, ждали прихода своих товарищей по оружию, наступавших вместе с интервентами с севера. И, конечно, они не сидели сложа руки. На заседании большевистской фракции губсовета был обсужден вопрос об этих офицерах. Большевики решили прибегнуть к хитрости. В том самом зале, в котором несколько дней назад закончился чрезвычайный съезд Советов, было созвано общегородское собрание офицеров. Военком Арсений Дубровский, тоже бывший офицер, открыл собрание и предложил господам офицерам высказать свое отношение к новой армии. Из зала раздались выкрики: «Предатель!», «Присяге изменил!», «Долой комиссаров!». Часть офицеров бесновалась и кричала, другие сидели и зловеще молчали. Тогда на трибуну вышел начальник губчека.

— Тихо! — сказал он. — Зря шумите. Вы арестованы!

Кое-кто из офицеров полез в карман за револьвером, но было уже поздно — в дверях стояли вооруженные красноармейцы.

А утром, едва обитатели бараков и ютившиеся на вокзале беженцы открыли глаза, пронесся новый слух — что в городе арестованы все эсеры.

Как обычно, слух был преувеличен. Арестованы были не все эсеры, а лишь их руководители, в том числе только что избранный председатель губсовета. Все произошло ночью, без всякого шума. Положение было напряженное и требовало именно таких, решительных действий. Был организован ревгубисполком, заменивший исполком губсовета, и председателем его выбрали Петра Анохина, рабочего-печатника, прошедшего большую жизненную школу, кипучего революционера. На телефонных столбах появились воззвания на финском языке:

«Проживающие во всех деревнях, уездах и городах Олонецкой губернии финны-рабочие в возрасте от 18 до 45 лет обязаны явиться в помещение бывшего губернского дома для записи в Красную Армию России… Предлагается быть готовыми немедленно по получении распоряжения к направлению в одно из финских подразделений Красной Армии. Петрозаводская приемная комиссия военной организации Финляндской Коммунистической партии. Валлениус».

По городу проходил сбор одежды и перевязочных материалов для Красной Армии. Организовывались торжественные проводы уходящих на фронт частей.

В то же время продовольственное положение в городе настолько ухудшилось, что жены рабочих Онежского завода собрались у завода и, закрыв все ворота, заявили, что они не выпустят своих мужей с территории завода, пока у их детей не будет хлеба.

— Детишки дома сидят голодные! — кричали они.

В эти критические дни Лонин и был назначен политическим комиссаром этого крупнейшего в Карелии завода, бывшего Александровского, который в первую годовщину Октябрьской революции был переименован в Онежский.

Донов, задумавшись, сидел над схемой обороны. Больших боев, к счастью, еще не было… Только бесконечно так продолжаться не может… — размышлял он про себя.

Емельян не мешал своему начальнику думать. Сам он чистил винтовку. Почистить ее, конечно, следовало сразу же, как только он вернулся, не дожидаясь, пока Донов об этом напомнит. Но надо же было рассказать ребятам, что с ним случилось в той деревушке… ему пришлось там даже пострелять… О винтовке он, конечно, и сам бы потом вспомнил…

Наконец, Емельян протянул винтовку Донову.

— Глянь-ка.

Донов одним глазом взглянул в ствол.

— То-то, — сказал он. — Пример надо показывать новичкам.

Его подразделение уже считалось не красногвардейским отрядом и даже не батальоном железнодорожной охраны. Несмотря на свою немногочисленность, оно носило наименование полка. А раз полк, значит, и дисциплина должна быть военная. Поэтому Донов и требовал от своих старых, закаленных бойцов, чтобы они служили примером для свежего пополнения.

Емельян взглянул в окно.

— Едут!

На опушке леса появились сани.

Донов отложил в сторону схему обороны и тоже стал всматриваться в подъезжающих. В санях сидело трое: два незнакомых человека и разведчик из его отряда. Ехали не те, кого Донов ждал уже несколько дней. Соболев и Вера должны были давно вернуться. Неужели Соболев попался или, может, что-нибудь случилось с Верой?

— Тпру! — раздалось на улице, и минуту спустя в избу вошли два крестьянина в сопровождении вооруженного винтовкой красноармейца с пышными усами.

— Мимо нас проехали, — стал докладывать усач. — Мы им: стой! Черт их разбери, кто такие. К тебе, говорят, дело, мол, есть.