Мюллер почувствовал, будто гора свалилась у него с плеч. Теперь министр полностью вовлечен в операцию.
Заложив руки за спину, Форстер смотрел на пылавший в камине огонь.
— Кое-что из того, что нам придется предпринять, при обычных условиях могло бы показаться отвратительным, достойным всяческого осуждения. Но только при обычных условиях. — Он со вздохом положил Мюллеру руку на плечо. — Мы слуги Божьи, Эрик. И исполнение заветов Божьих — тяжелая ноша. — Он выпрямился. — Но мы должны наслаждаться этой ношей. Это высокая миссия, которая не каждому выпадает в жизни.
Мюллеру стоило больших усилий скрыть раздражение. При чем здесь Бог? Жажда власти — это и без того достойное оправдание любого поступка. Он заставил себя пробормотать что-то в знак согласия, чтобы не оскорбить чувств Форстера.
Мужчины повернулись спиной к огню — два таких разных человека, движимых одной целью: абсолютным контролем над Южно-Африканской Республикой.
Неожиданно Риан Уст осознал, что вокруг царит абсолютная тишина. Мрачная и всепоглощающая, она явно исходила от потрескавшейся, с зазубренными краями скалы. Это странное спокойствие не нарушали ни рев зверей, ни крики птиц, и даже гудение, жужжание и стрекот насекомых казались приглушенными, доносившимися откуда-то издалека. В воздухе висела пыль, вздымаемая грузовичком, — мутное, золотистое облачко, бегущее на север вдоль накатанной колеи.
Он вылез из машины, стараясь держать руки так, чтобы они были на виду: наверняка за ним сейчас следят из укрытия — здесь повсюду прячутся вооруженные люди, которые опасаются предательства больше, чем чего бы то ни было еще. Уст медленно двинулся вдоль пикапа — его жизнь зависела теперь от собственной осторожности и доверия этих людей. Так повелось с того момента, как участники операции «Нарушенный договор» начали прибывать в его дом.
Он вынул из багажника большую корзину и взвалил на плечо. Тихо звякнули бутылки с пивом и газировкой, переложенные буханками свежеиспеченного хлеба, упаковками сушеного мяса и головками сыра. Провиант, необходимый для поддержания жизни людей, чтобы они могли убивать себе подобных.
Обливаясь потом от тяжести, Уст принялся карабкаться вверх по склону к скале. Идти было трудно из-за каменистых осколков и зыбкой почвы, в которой утопали ноги, но никто не вышел из своего укрытия, чтобы ему помочь.
В угасающем свете дня отверстия пещеры были практически неразличимы, укрытые буйной растительностью и длинными тенями. Уст остановился футах в десяти от самого большого лаза и стал ждать, тяжело дыша и стараясь задержать дыхание. Он получил четкие инструкции: люди в пещере сами выйдут к нему. Любое отступление от принятого поведения будет значить, что он продался спецслужбам ЮАР. А это, в свою очередь, означало смерть.
Впереди раздался шорох, и из-за кустов появился высокий худой африканец с
— Ты опоздал, товарищ. — Хотя голос звучал суховато, спокойно, даже академично, Усту он показался гораздо страшнее, чем резкий окрик.
— Извините, товарищ Котане, — заикаясь, пробормотал он. — Сегодня с утра неожиданно приехал хозяин. Я не мог уйти раньше, не вызвав подозрений.
Человек смотрел на него тяжелым взглядом — Усту показалось, что прошла целая вечность, прежде чем тот кивнул, сообщая таким образом, что извинения приняты, и опустил автомат.
— Какие новости?
Уст почувствовал, как возбуждение, с которым он сумел, наконец, справиться, поднимается вновь.
— Представляете, по радио объявили! Парламент будет распущен на каникулы двадцать седьмого, как и ожидалось!
По лицу человека скользнула невеселая улыбка, которая тут же исчезла.
— Значит, нас ждет работа. Отлично. Мы и так слишком долго сидим без дела! А как там полиция и армия? Не заметил повышенной активности?
— Нет, ничего необычного. Только патрули на дорогах — как всегда. — Уст достал из кармана какие-то бумаги. — Мы тут с Мартой составили что-то вроде расписания: где и когда они выставляют посты, так что вам не составит труда их обойти, когда придет время.
Человек взял список, повесил автомат на плечо и нагнулся, чтобы взять корзину с едой. Потом опять повернулся к Усту.
— Ты много сделал, Риан. Так держать, и когда-нибудь твои внуки восславят тебя как героя-освободителя.
Уст ничего не сказал, а человек прошел сквозь заросли и скрылся из виду. Тогда Уст тоже повернулся и начал спускаться вниз, горя желанием как можно скорее добраться домой. Герой-освободитель! Жене эта похвала будет наверняка так же приятна, как и ему.
До начала операции «Нарушенный договор» оставалось десять дней.
Полковник Сезе Лутули был сильно обеспокоен.