Водоворот судьбы. Платон и Дарья

Неожиданно начался бой. Обоз свернул и по снегу добрался до небольшой деревни занятой небольшой воинской частью, где над каждой избой висел серый столб дыма, а на улицах стояли запряженные лошади.

На окраине деревни Арсений Кострикин подал команду:

— Открыть стрельбу в воздух!

Казаки пальнули из винтовок. В селе забегали, послышались зычные крики. Воинская часть покинула село и его тут же заняли казаки.

— Всем становиться на постой, — скомандовал Кострикин.

В теплых избах весело топились печи, на столах стоял готовый горячий ужин. Теперь можно отдохнуть, поесть и согреться. Все обрадовались неожиданно свалившемуся счастью, теплу и еде. Но неизвестность будущего страшно угнетала. Всех мучил один и тот же жгучий вопрос: что будет завтра? Ничего не изменится назавтра, потому что все продолжится, как и прежде.

Перелыгины заняли отдельную комнату в старой избе. За огородом у самой реки стояла банька. Хозяева дома, взяв оплату за наем, ушли к родственникам. Вечером Платон с Дарьей истопили баню по-черному. Первым пошел Платон. Казак запарил в деревянной кадушке можжевеловый веник с мятой и плеснул из шайки духмяной водой. Тугая волна пара раскрыла дверь. Платон метнулся к ней и прикрыл ее. Баня наполнилась приятным ароматом, в воздухе зашелестел веник. Казак изо всех сил хлестался жарким как огонь веником. И поливал из шайки на круглые горячие камни духмяной водой. Они шипели как змеи и пускали густые молочные облака. Платон, приятно покряхтывая, беспощадно стегал себя веником. Когда горячее тело сделалось багрово-красным, казак выскочил из бани, плюхнулся в опостылевший снег, и он как раскаленный обжег тело. После купания в снегу он снова плюхнулся на полок.

Платон несколько раз парился и несколько раз выскакивал из бани в сугроб, но никак не мог напариться. С каждым разом он хлестался веником пуще прежнего. В конце концов, он усердно намылился мочалкой и окатился водой.

Потом в баню сходила Дарья. Хотя была не суббота, но баня славной получилась. Перелыгины забыли, когда последний раз мылись. После бани они как будто заново родились. Это был земной рай. Они ели горячие блины и пили чай. После жаркой бани и еды головы сами собой склонились вниз и глаза закрылись. Засыпая, они услышали, за стеной звон колокольчика. Кто-то справлял свадьбу.

В целом ночь прошла тихо и благолепно. Но на рассвете Перелыгины проснулись от громких криков. На улице скучилась бурлящая толпа солдат, слышался неумолкающий шум и гам. Платон быстро оделся и, накинув на плечи полушубок, выскочил на улицу. Все село оказалось забитым пришедшей ночью воинской частью и беженцами. Дарья, торопливо одевшись, выскочила следом. Весь двор был набит заседланными конями и людьми. Горело множество костров.

По улице проскакал всадник и надсадно прокричал:

— Все на митинг!

Платон и Дарья из любопытства подошли ближе. Со всех сторон стекались одичавшие солдаты. Кто на санях, кто верхом, кто пешком двигался. Похрапывали лошади, гикали всадники. Вооруженных, взволнованных солдат становилось гуще. Все улицы и переулки наполнились ими. Руку некуда просунуть.

В огромной толпе роптали и яростно трясли винтовками. Шум с каждой минутой становился все более угрожающим. То здесь, то там слышались возмущенные крики. Кто-то по-разбойничьи засвистел, где-то крепко заругались. Задымились цигарки, в толпе заорали. Солдатское скопище зашумело и заволновалось. Возник невообразимый гвалт. Он покатился по улицам и улочкам.

— Эти господа над нами издевались. За каким чертом мы плетемся за ними?

— А кто России — матушке послужит? Забыли подлецы?

— Какая разница какого цвета собака — все одно пес. Сдадимся в плен — а, там глядишь, и живыми останемся.

— Вперед сдохнете, чем в живых останетесь, — взвизгнул капитан.

— Мы все русские люди, зачем нам воевать друг с другом?

— Нет, нужно воевать до победного конца!

— Нас как гусей общипали! Нужно мириться с большевиками. Между собой как-нибудь разберемся!

— Если б не генералы давно бы уже сговорились.

— Измена!

— Предатели! Не мы заводили не нам и кончать.

В огромной толпе солдат становилось шумнее. Кто-то опять охально и зло засвистел.

Взобравшись на сани, прапорщик с красной от натуги шеей во все горло закричал:

— Война с большевиками проиграна, продолжать ее дальше бессмысленно. Большинство населения Сибири настроено враждебно против нас. Я предлагаю в Красноярске сдаться Красной Армии.

Немногочисленные возмущенные крики утонули в одобрительных возгласах. Толпа отвечала прапорщику общим ревом, взмахивая то кулаками, то шапками. Офицеры беспокойно задвигались, возникли ругань и плевки. Шум и гам поднялся такой, что слов разобрать невозможно было. Создалась теснота, толкотня и давка. Не успели Перелыгины опомниться, как их оттеснили в сторону.

— Расступись!

На широкие сани вскочил капитан:

— Господа, не слушайте его. Вот из-за таких подлецов нам никогда не одолеть красных. Война с ними еще не проиграна. Нам надо крепче сплотиться вокруг командования и тогда Россия-матушка будет спасена.

В ответ раздался глухой протестующий ропот.