Над тайгой померещился рассвет. Где-то совсем близко промычал лось. В темноте глухо и невнятно стучали копыта лошадей. Неожиданно на узкой дороге возникла пробка. И тут же понеслась несусветная ругань. Конь дьякона оказался на впереди идущих санях, где сидели усталые и озлобленные солдаты. Один из них вскочил с саней, сорвал с плеча винтовку и, прищурив глаз, прицелился. Дарья в ужасе отшатнулась. Платон, подскочив к солдату, выхватил из его рук оружие.
— Ты что с ума сошел! Убьешь дьякона.
Перелыгин хотел извлечь из винтовки патроны, но их там не оказалось.
— Невелика потеря, — выпучил бешеные глаза солдат. — Подумаешь дьякон. А, за что умирают солдаты, которых даже не хоронят, а просто закапывают в снег. За вашего Бога? Россия гибнет, а вы дьякон.
— Ты Бога не трогай, — закричал дьякон.
Солдат схватил топор, вытащил из саней деревянную икону и стал неистово ее рубить.
— Где ваш Бог? Вы его видели?
Шапка с головы солдата свалилась, лохматые волосы разметались.
— Я ему всю дорогу молился, а он меня услышал?
Икона изрублена в щепки.
В полдень тайга всполошилась, загрохотала. Раскатистое эхо прокатилось по всей тайге. Колонну обстреляли, не причинив никому вреда. Только солдат рубивший икону погиб. Когда с него сорвали одежду, то обнаружили, что пуля угодила ему прямо в сердце.
— Вот хулил Бога, а сам пулей отправился прямо к нему. Что он теперь тебе скажет? — пробормотал дьякон.
Солнце, коснувшись щетины леса, скрылось. Все небо затянулось свинцовыми тучами. По тайге с шумом пронесся сильный ветер, раскачивая верхушки деревьев. Из падей и распадков потянуло холодом. Началась пурга. Она то усиливалась, то ослабевала.
Снова раздалась стрельба. Белые и красные опять начали перестрелку. Но стрельба, усиливающаяся с каждой минутой, так же внезапно оборвалась.
Незадолго до вечера Дарья увидела склонившихся друг к другу мужчину, женщину и двоих детей, запорошенных тонким слоем пушистого снега.
— Платон, на их лицах снег не тает. Они, наверное, насмерть замерзли.
Перелыгин, соскочив с саней, шагнул к саням.
— Эй вы, проснитесь! Вы, что замерзнуть хотите! — попытался расшевелить их Платон.
Но люди, ничего не отвечая, повалились друг на друга. Женщина свалилась на детей, мужчина на женщину. И после этого никто не поднялся.
— Они замерзли. Никто даже не подумал их разбудить, — ужаснулась Дарья.
— Целая семья погибла. Вчера была, а сегодня ее уже нет. Господи прими погибшую семью в царство небесное. — Полина широко перекрестилась.
— Разве это последние жертвы? Еще ничего не закончилось, — растерянно сказала Дарья. — Мы тоже можем оказаться на их месте. Меня все время тянет в сон.
— Немудрено, мы же почти не спим.
— Боже, не оставь нас в пути! — тихо взмолилась Дарья.
Платон молча распряг заиндевелого коня. Застоявшееся животное просило ходу.
Вечером людской поток встал, завяз во тьме. Обозы обездвижено застыли на одном месте. Над колонной взлетели вздохи, крики и проклятия. Впереди перепрягали лошадь, поломалась сбруя. Виновников окружили, закипел дикий крик, отъявленная ругань и рукоприкладство.
— Почему мы остановились?
— Да вон сволочь встал поперек дороги.
— Двиньте ему по скуле! Мы, что его ждать должны.
— Ударить бы дурака да кулаков жалко.
— Ты что скотина не мог позаботиться об этом раньше?
— Что я могу поделать, если сбруя сломалась? — испугался хозяин лошади.
— Нашел время перепрягать! Убирай с дороги клячу дурак набитый!
Ездовой начинает яростно стегать свою лошадь, но та ни с места.
— Кидайте его на обочину. Нечего ему мешать нашему обозу.
Несколько человек накинулись на ездового и без особого труда скинули его, спутников и худую лошадь с дороги.
Женщины заплакали, мужчины закричали:
— Зачем вы нас скинули, как мы сейчас выбираться будем?
— Как хотите, нечего обоз задерживать, красные на пятки наступают.
Они умоляли помочь выбраться на дорогу, но все равнодушно проезжали мимо.
— Не до вас самим бы спастись.
— Да чтоб вас черти на том свете беспрестанно жарили, — неистово затопал ногами ездовой.
Они еще долго не могли выбраться из сугроба, потому что проходившие мимо мешали им выйти и даже сталкивали обратно в кювет. Люди мерзли, голодали и были злы.
Наступила долгая зимняя ночь. Казалось, что она не кончится никогда. Платон и Дарья пытались согреться от холода, но от него невозможно было спастись. Сибирский мороз палил беспощадно. Безрадостный ветер бил в спину. Сибирская зима лютовала, мороз трещал не ослабевая. Люди закоченели и заледенели. Холод добирался до самых костей. Он щипал за носы, за уши, за щеки, залезал в рукава, под одежду и остужал тела. От мороза зуб на зуб не попадал. По замерзшим телам можно было стучать как по дереву.
— Когда это все закончится? У меня сил нисколечко не осталось. Я уже вся иззябла. Мне кажется, что прошла целая вечность, как мы покинули Старый Хутор, — пожаловалась Дарья.
— Все обойдется, терпи, — обнадежил Платон. — Бог не без милости, казак не без счастья.
— Мы можем умереть от холода или голода.
— Как-нибудь перетерпим, надейся на божью милость.