Водоворот судьбы. Платон и Дарья

Колонна огромной змеей вползла в сумрачную тайгу. Между высокими деревьями один за другим текли обозы. Зеленое море проглотило колонну. Белые от снега деревья оцепенели от увиденного зрелища. Они с нескрываемым любопытством разглядывали многолюдную колонну из-под засыпанных снегом ветвей. Дикая безлюдная тайга несказанно удивилась. Никогда прежде она не видела своими зелеными глазами подобной картины.

Могучие, стройные сосны стояли на страже древнего леса. На избитой, сибирской дороге с трудом умещались двое саней. Не дорога, а медвежья тропа. Невозможно отвернуть в сторону из-за огромных сугробов и непроходимого валежника. По узкой дороге уставшие животные с трудом шли друг за другом. Сани то заносило, то подбрасывало на ухабах.

Сиротливые заиндевелые деревья задумавшись, притихли. И чем дальше колонна уходила, тем глуше и мрачнее становилась сибирская тайга. Она предстала перед беглецами неприветливым краем. Тайга поразила людей своей первобытностью и неприступностью. Казалось, что будто все живое сбежало отсюда.

Морозило, снег скрипел все сильнее и сильнее. В морозном воздухе слышалось ржанье лошадей и неумолчный говор людей. Ресницы и крупы лошадей поседели от изморози. У людей отмороженные руки и ноги налились свинцовой тяжестью и не чувствовались. Беглецы обмотались разным тряпьем, над обозами зависла смерть.

Глухой лес никого не радовал. Безмолвная тайга внушала только страх. Древний лес вверг народ в ужас. Нет ничего ужаснее безмолвия природы. У людей исчезли веселые слова и смех. Звонкое эхо разносило по всему лесу только испуганные голоса. Психологическое состояние резко ухудшилось. Шагавшие пешком люди с ненавистью глядели на владельцев лошадей.

— Посмотри, какая дикая красота кругом, Платон! — вдруг восхитилась Дарья.

— Это было бы идеальным местом для прогулок, но только в мирное время, — мрачно ответил казак.

— Я с тобой не согласна, в тайге немало прекрасного и красивого. Посмотри, как великолепно смотрится в лесу нетронутый, искрящийся снег. Кажется, что сейчас из лесу выйдет добрый волшебник и все наши беды кончатся.

— Нет, сказки не случится, Даша.

— Но было бы здорово оказаться в ней. Ночью уснуть, утром проснуться — и ничего нет. Нет смертей, нет сумасшедшего крика, нет слез — все исчезло, и прежняя жизнь вернулась.

— Ничего не исчезнет и ничего не вернется.

День за днем обоз уходил в глубь тайги. Красный лес становился все гуще и гуще. Ночью второго дня обозы пришли на берег реки Бирсас, в деревню Дмитриевка, густо запруженную войсками и беженцами. Обозы продвигались через деревню тяжко и в злобе. Среди погребенных под снегом изб поднимались черные столбы дыма. Кругом валялись никому не нужные орудия, пулеметы, повозки и другое бесхозное имущество.

Ярко загорелись костры, факелы и темнота немного расступилась. О ночлеге нечего было, и думать — все избы битком набиты. От усталости, голода и холода Дарьей овладело полное безразличие ко всему. Ее сердце заледенело, будто присыпанное снегом.

— Мне есть хочется.

— Здесь ничего не купишь, Даша. Придется нам штаны подтянуть. Терпи, стисни зубы.

— У меня больше не осталось терпения, Платон, все силы иссякли. Хоть бы корку хлеба.

Тихая ночь была ясной и холодной. На черном небе сияли крупные звезды. Особенно ярко среди них ярко горела Полярная Звезда. Темнота поредела среди деревьев. Колонна остановилась на отдых. Отовсюду понеслись крики, ругань и шум.

Кони, подолгу стоявшие на одном месте, теряли последние силы. Дарьин конь, ослабев, не смог сделать ни одного шага. Платону пришлось его выпрячь, чтобы запрячь в сани своего коня. Черный не привыкший к хомуту и саням зло бил копытами снег и пускал из ноздрей белый пар.

Дарья, вытянув из саней пучок сена, подала своему коню, но он, немного постояв с клочком в зубах, рухнул на колени. Девушка подошла к животному и прикоснулась холодной ладошкой к его трепетным губам. Из выпуклых глаз коня побежали крупные слезы. Беспорядочно мотая головой, он попытался встать и не смог. Животное уронило голову, показывая, что оно лучше умрет, чем встанет.

— Поднимайся, я не хочу, чтобы ты погиб! — вскричала Перелыгина.

За долгое время, проведенное в пути, Дарья привыкла к коню. Ей было искренно жаль его. Она тихо всхлипнула.

— Он столько верст вез меня, что мне не хочется оставлять его.

— Может застрелить его, чтоб не мучился, — спросил Платон.

— Не надо, Платон.

— Но он все равно погибнет.

— Не отбирай у коня последний шанс, — упрямо сказала Дарья.

Обозы стронулись с места. Дарья последний раз взглянула на коня, села в сани и больше не оглянулась. Животное прерывисто заржало вслед. Девушка зажала уши ладонями, чтобы не слышать его жалобного ржанья. Через несколько минут раздался одиночный выстрел. Кто-то добил коня.