— Зачем ты это сделал? Ты ж мог с пользой послужить России, — спросил казак, но его вопрос повис в воздухе.
Глаза офицера остекленели.
Ситуация на сибирской магистрали от Омска до Владивостока сложилась катастрофической. Все эшелоны двигались только на восток со скоростью не более тридцати верст в сутки. Зараза стремительно распространялась. Обозы превратились в санитарные транспорты. Здоровые бежали от больных, бросив их на произвол судьбы. Они оказались без медицинской помощи и ухода. Больных и раненых обрекли на верную гибель.
Солдаты стали переходить на сторону красных или дезертировали. У белых осталась ничтожная часть войск. Они несли огромные потери от болезней. На железной магистрали скопилось такое большое количество эшелонов с погибшими больными и ранеными, что это ввергло в ужас красных преследующих белых по пятам.
Белая Армия в Сибири продолжала разваливаться. Никаких резервов в тылу не имелось, чтобы перебросить их на тяжелые участки фронта. Но если бы они и имелись, то их все равно не смогли бы доставить к линии фронта, потому что чехи, захватив в свои руки русскую железнодорожную магистраль, не пропускали ни одного русского поезда без своего разрешения.
Новый командующий генерал Сахаров проводил реформы, издавал строгие приказы, но уже ничто не могло предотвратить катастрофу и никакие силы не могли развернуть Белую Армию в наступление.
Платон на коне, выискивал взглядом Дарью, но никак не мог ее обнаружить. Она, помахала ему рукой, привлекая его внимание. Перелыгин ударил коня в бока и он, взметывая копытами снег, поскакал к Дарье.
Подъехав, казак поделился с ней своими впечатлениями:
— Я никогда в жизни он не видел ничего подобного. На станции скопилось много эшелонов с больными и ранеными. Над ними нависла угроза смерти: ни лекарств, ни продуктов, ни должного ухода. Не приведи господь нам оказаться на их месте.
Дарья в ужасе прошептала:
— Кто-то никогда не увидит своего отца, мужа, брата. Царица небесная, как ты могла допустить это.
— Какое страшное бедствие несет война. Сколько страданий и крови от нее происходит, — по-бабьи запричитала Полина.
Многие в колоне увидели страшное зрелище. Услышав о бедственном положении солдат в санитарном поезде, Платону надавали печеного хлеба. Он сложил их в мешок и понес туда, где только что побывал. Когда казак вошел в вагон, к нему со всех сторон потянулись исхудавшие руки больных.
— Дай!
— И мне тоже дай!
Истомленные болезненные лица солдат ничего не выражали. В их глазах не было ни мольбы, ни радости. Разломив хлеб на большие куски, Платон раздал его солдатам. Они судорожно глотали хлеб и облизывали сухие губы.
Покинув вагон, Платон снова возвращался к Дарье. В это миг поблизости ударил прилетевший неизвестно откуда снаряд. Все осколки ушли вверх, повредив лишь верхушки деревьев. Но какая-то дьявольская сила свалила Платона вместе с конем.
Ветер, подхватив взрыв, перекинул его дальше. Тайга задрожала от перекатов звонкого эха. Над лесом пробежал гул. Ветер сорвал косматые вихри снега. Тысячи снежинок залетели за воротник, в рукава, в глаза.
Перелыгин еле-еле выбрался из-под коня и с трудом поднял его. В хвосте колонны защелкали выстрелы.
— Ни одного пострадавшего от взрыва! Царица небесная сжалилась над нами!
— Но что с нами будет? Куда мы идем? — спросила Дарья.
— Не знаю, но может Красноярск, встретит нас радушно, — предположила Полина.
— Дай-то Бог!
Колонна продолжила движение на восток. Не было видно ни начала, ни конца длинной вереницы. Неожиданно впереди поднялся невообразимый шум. Оказалось, что на тракт из прилегающего села после отдыха вышел обоз.
— Стой, стрелять буду! Становитесь в конец колонны, — неистово закричал Кострикин.
Но было уже поздно, потому что часть попутного обоза уже вклинилась в общую колонну. Началась полная неразбериха. Кони шарахались в сторону, сани цеплялись и ломались.
— Стой, сдай назад!
Но никто никого не слушал. Спасайся сам и не мешай спасаться другим. Поднялась паника. Кострикин несколько раз выстрелил в воздух. Вой ветра смешался с визгом пуль.
— Стой! Куда прете черти! Застрелю!
Подъесаул сунул дуло нагана под нос бородатому мужику и его конь вместе с санями испуганно шарахнулся в сторону и утонул в снегу.
— Я ведь ничего не делаю. Лошадь сама идет, — в страхе закричал мужик.
Казакам удалось остановить обоз, но часть пробралась по глубокому снегу к железной дороге и, забравшись, на высокую насыпь, заняла свободный железнодорожный путь. Но вдруг из-за поворота выскочил, огласив воздух сиплым гудком, польский бронепоезд. Кони и люди спасаясь, кинулись под откос. Черный бронепоезд экстренно включил тормоза и с трудом остановился, едва не сбив лошадей вместе с людьми.
Страх перед Красной Армией оказался сильнее страха смерти. И этот страх гнал людей на восток. Туда где встает солнце и начинается новый день. Завтра наступит следующий день, но не каждый его увидит.