Водоворот судьбы. Платон и Дарья

— Теперь поздно об этом думать, Даша. Казак костьми ляжет, а путь назад не укажет. Ты же знаешь — нам некуда возвращаться.

Дарья, кутаясь в доху, грустно произнесла:

— Мне хочется просто жить, заботиться о тебе и растить детей. Жить, как раньше жили.

— Что теперь вспоминать старое. Его больше уже никогда не будет.

Дарья с отчаянной болью вспомнила Старый Хутор. Но, что теперь стоят мечты?

— Все еще будет у нас с тобой. Бог милосерден, как-нибудь уцелеем.

Издалека донеслась глухая стрельба. Кто-то вскрикнул как перед смертью.

— На коня! — протяжно прокричал подъесаул. — В ружье!

Обозы медленно потянулись из села, не разбирая дорог. Этому сопутствовал тонкий снег.

Стрельба усилилась, начался бой. Арьергард Уфимской стрелковой дивизии отбивался от наседающей Красной Армии.

Мимо Платона с Дарьей прошел на коне подъесаул. Он, туго натянул поводья и, сдерживая приседающую лошадь, крикнул Платону:

— Ты, почему отлыниваешь, казак?

— Я ранен, плечо разбито пулей.

Подъесаул стегнул коня и поскакал в хвост колонны, где противники вели плотный обстрел друг друга.

— А вы, почему сидите на санях! — вдруг закричали женщины на солдат в перелеске. — Почему вы нас не защищаете?

— А чем отбиваться? У нас ни одного патрона нет, — ответили солдаты.

— Ну, а штыки — то у вас есть.

— Много ли навоюешь ими.

— Господи защити нас! Только на тебя одна надежда.

Красные отступили. Обоз остановился недалеко от станции. И тут Дарья увидела что-то невообразимое.

— Платон погляди туда! — испуганно вскликнула она, указав рукой в сторону вагонов.

Платон посмотрел и обмер. На площадках вагонов грудились голые трупы в самых разнообразных позах. Будто это и не люди, а невесть что лежало.

Между вагонами бродили измученные солдаты в грязных шинелях. В середине эшелона курил папиросу молодой санитар.

Платон направил коня к замерзшему вагону.

— Откуда столько трупов? — спросил он санитара.

— Ты внутрь вагона зайди, казак, посмотри, что там творится.

Перелыгин, спрыгнув с коня, вошел в красный вагон. В холодном вагоне с невыносимым запахом под одеялами лежали одетые в шинели солдаты. По больным, по одежде и одеялам ползало огромное количество вшей. Солдаты тут же ходили под себя.

Увидев Платона, они разом заговорили:

— Помоги! Нас оставили здесь умирать.

— Нам не дают ни лекарств, ни пищи.

— Мы погибаем от холода.

Один солдат протянул к нему исхудалую руку и, исказив лицо в болезненной гримасе, в половину голоса проговорил:

— Дай хлеба. Я умираю от голода.

В его словах было столько мольбы, что Платону стало не по себе. Он так растерялся, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

“ Что же делать?” — удрученно подумал он.

— Мы дохнем, пропадаем и если не можешь помочь, убирайся к черту!

Неожиданно Перелыгин увидел, что многие из них уже не дышали.

— Умерли! — в ужасе пробормотал он.

Платон подумал, что их всех ждет смерть и вышел из вагона как пьяный, задев плечами за оба косяка выходной двери.

— Почему ты ничего не предпринимаешь, чтобы их спасти? — зло спросил он санитара. — Это же твоя обязанность заботиться о больных и раненых?

— Ты меня не попрекай, я может быть, рядом с ними лягу, — разозлился санитар. — Если бы речь шла только о них. Ты думаешь, что это один эшелон? Здесь несколько эшелонов стоит с больными и ранеными. Вон один стоит, вон второй, вон третий. Пойди, посчитай! Тиф косит солдат больше, чем пули.

— Но почему вы их не лечите и не кормите!

— У меня не имеется ни продуктов, ни лекарств! Единственное, что я могу им предложить, так это голод и холод. А еще Бога просить, чтобы он их спас, потому что им больше не на кого положиться.

— Паровоз кто заморозил? Почему не отапливаются вагоны?

— А вон виновник, — санитар ткнул пальцем в паровозную трубу. — Это он заморозил.

— Господи! — Платон оторопел.

К паровозной трубе был привязан машинист, успевший замерзнуть насмерть.

— Раз погубил нас — погибай сам. Так решили солдаты, — пояснил санитар.

— А что с больными будет? — удрученно озаботился Платон.

— Бог даст — выживут. А не выживут, значит так Богу угодно.

— Много солдат умирает? — неразборчиво спросил Платон.

— Каждый день пачками гибнут. Ухода никакого, питание скверное, не соблюдаются никакие меры предосторожностей. Разве можно вымыть огромное количество людей? Антисанитарные условия способствуют быстрому распространению болезней.

Не выдержав, санитар бессильно махнул рукой.

— Почему ты один ухаживаешь за ними?

— Кто-то сбежал, а кто-то умер. Я остался один.

— Командование знает?

— Знает, но никому нет дела.

“И это Белая Армия! Она погибает не в бою, а от болезней. Она бежит, слабо отбивается и даже не пытается наступать. А куда мы бежим вместе с ней? Зачем мы поехали неведомо куда? Неужели затем, чтобы погибнуть?” — растерянно раздумывал Платон.

Перелыгин своими глазами увидел всю меру беспомощности белых. Он взял коня под узду и пошел к своему обозу. Неожиданно сзади грохнул выстрел. Перелыгин резко обернулся. В конце санитарного эшелона застрелился офицер.

Платон на коне подскакал к офицеру с впалыми, как у скелета щеками, встретился с его тускнеющим взглядом.