Панкратов написал заявление, а солдаты выдали ему удостоверение, указав в нем, что он отстраняется солдатским комитетом от занимаемой должности. С этого дня вся власть сконцентрировалась в руках Кобылинского, но вскоре и он почувствовал свое бессилие перед солдатским комитетом. Как-то он с потерянным лицом явился к Теглевой и попросил аудиенцию у Романова. По его просьбе Ники пришел в комнату Теглевой и там Кобылинский сказал ему, что он больше не может противостоять солдатскому комитету, и попросил у государя разрешения уйти со службы.
Романов, улыбнувшись во все лицо, простодушно обнял одной рукой Кобылинского.
— Евгений Степанович, ради меня, моей жены и моих детей я прошу вас остаться. Вы же видите, что мы тоже терпим? — ответил Ники, и его обросшее рыжей щетиной лицо засветилось ободряющей добротой.
— Я буду рад послужить вам, — с готовностью и без всяких колебаний согласился Евгений Степанович и кинул на Ники такой взгляд, который выразил все: и восторг, и преклонение, и растерянность.
В наступившем году жизнь царской семьи стремительно покатилась вниз. Она с каждым новым днем становилась все хуже и хуже. Одной из причин стало то, что все больше старослужащих солдат, отслуживших свой срок, отправлялись домой, а вместо них, на службу прибывали новые солдаты, которые стали относиться к Романовым намного хуже, чем прежние. Постепенно количество плохих солдат увеличилось, а хороших существенно сократилось. Впрочем, общее количество тоже заметно уменьшилось. К весне в отряде осталось около ста пятидесяти солдат.
В Сибири жизнь Романовых подверглась изощренным испытаниям. Царская семья физически страдала от унижения и страха. Чего только им не пришлось пережить. Однако все же не все солдаты проявляли враждебное отношение к царской семье. С некоторыми караульными у Романовых сложились более-менее приятельские отношения. Многие солдаты просто остерегались, открыто проявлять к ним хорошие чувства, потому что это жестко пресекалось солдатским комитетом.
Романовы часто спускались в караульное помещение, когда там находились солдаты, относившиеся к ним с глубоким уважением, и с удовольствием отдавали им свое свободное время. Цесаревич часто играл с солдатами в шашки, а великие княжны вели пристойные разговоры.
В общем, вся зима у царской семьи прошла в ужасной тревоге за свое будущее. Вспоминая в мельчайших подробностях свою прошлую жизнь, они испытывали глубокую душевную тревогу. Даже время не смогло распылить их страдания. Матвей Васильев хорошо представил себе, как тяжело Романовым жилось в Сибири!
“Где те люди, которые грозились их спасти? Почему они медлят с их освобождением? Ведь опасность подошла совсем близко!”, — промелькнуло у него в мыслях.
Время шло быстро, и вот зима, в очередной раз обрушилась на Россию. Она сцепилась с весной и как, всегда проиграв битву, пустила обидные слезы. В теплые дни с крыш застучала звонкая капель, а по вечерам под ними образовывались хрустальные сосульки. От весенней оттепели на разбитых дорогах появились небольшие лужицы. Чувствуя приближение весны, на голых ветках стали орать и драться вездесущие воробьи. Со всех сторон понеслись звуки пробуждающейся весенней жизни. Природа начала просыпаться после зимней спячки. От мыслей о близком тепле Романовы немного успокоились.
Весной в Тобольске узнали, что скоро прибудет новый комиссар со своим отрядом и что на Татищева, Долгорукова, Гендрикову и Шнейдер выдали ордер на арест, а солдатам пообещали увеличить жалованье. Обрадовавшись большому жалованью, солдаты сделались более усердными в своей службе и стали исполнять свои обязанности с еще большим рвением. Они спешно возвели в губернаторском доме перегородки и пригнали в него арестантов из дома купца Корнилова, что привело к большой скученности в особняке. Только англичанин Гиббс не почувствовал стесненности на себе, потому что он ни с кем не пожелал разделить свое жилье.
С наступлением весны уральские большевики развернули в Тобольске бурную деятельность. Павел Хохряков, сколотив в городе красногвардейские отряды, провел перевыборы в местный Совет и, заняв пост председателя, подчинил себе охрану губернаторского дома. Чтобы исключить возможность бегства царской семьи из Тобольска матрос уставил на всех дорогах красногвардейские посты.
В эти же весенние дни комиссар Василий Васильевич Яковлев вооружил сто пятьдесят рабочих Южного Урала во главе с В.Н. Зенцовым, загрузил их в железнодорожный состав и направился в Тобольск. Когда красногвардейский отряд прибыл в Тюмень и начал выгружался из вагонов, перед чрезвычайным уполномоченным возник человек в солдатской одежде. Яковлев презрительно оглядел невысокого, худого мужчину.
— Чей отряд выгружается? — нерешительно поинтересовался у него солдат.
— Это-отряд уполномоченного ВЦИК, — Яковлев спрятал за усмешкой свое презрение и, вопросительно приподняв брови, спросил: — А вы, собственно, кто?
— Я командир уральского отряда Авдеев, — запинаясь, ответил тот. — Куда вы направились?