В это время шальной ветер принес мелодичные удары колоколов Вознесенской церкви. Не проронив больше ни слова, государь невольно заслушался колокольным перезвоном. Он напомнил ему о тяжести обрушившегося на его плечи несчастья. Ники печально повесил голову. Романов не смог скрыть своей растерянности. Однако он хорошо понимал, что не имел права показывать свою слабость.
В Екатеринбурге у Романовых открылась новая страница жизни. Они всей душой болели от скуки и одиночества. Ни о каком душевном равновесии не могло быть и речи. Им было тоскливо, их мучило бесконечное насилие, грубость и унижение. Государыня день ото дня становилась все молчаливей и задумчивей. Государь же невыносимо страдал от отсутствия физической работы, потому что не мог ни одного дня прожить без дела. Мария вела неспешные разговоры с охраной и вскоре знала про них абсолютно все. Она была очень общительной и доброй девушкой.
Целыми вечерами Романовы просиживали за книгами из личной библиотеки инженера Ипатьева. Книги водворяли в их души мирный покой и разгоняли тоску. Они раскрывали перед узниками неведомый доселе им мир. Невыносимую жизнь сглаживали прогулки по тесному саду или игра в любимый безик. Однако больше всего царской семье помогали терпеть унижения и издевательства над собой непрестанные молитвы и искренняя вера в бога. Успокаивая себя, они часто молились ему.
Дни текли за днями и проходили, в общем-то, скучно и однообразно. Романовы плохо ели, нехотя пили, потому что очень беспокоило будущее. Их уже ничто не радовало и не волновало. Охваченные тревогой и беспокойством они задыхались в доме Ипатьева от отсутствия свежего воздуха. И все же неистребимое стремление к свободе у них было сильнее всего.
Наступила буйная сибирская весна, воздух в Тобольске наполнился благоуханием. Весна живо взволновала все живое. Дни стали теплыми и светлыми. Снег давно стаял, земля закурилась, в природе повеяло жизнью, а по шершавым стволам хвойных деревьев потекла пахучая смола.
Воздух в лесу насытился терпким запахом весны. Возле реки черемуховые и рябиновые кусты покрылись нежной листвой. Кое-где зазеленели лужайки, бугры, запестрели первые полевые цветы, запахло духмяными травами. Однако деревья в лесу еще не успели одеться в зеленую одежду и стояли голыми.
В то время вся живность ожила. Пернатые стали суетливо вить гнезда и прячась в кустах и деревьях, на разные голоса пели песни. Они заливались так, как будто хотели перепеть друг друга.
И вот в один из мучительных весенних дней в Тобольск прибыл отряд латышей во главе с Родионовым. Выглядел командир нового отряда не интеллигентно и вел себя грубо. В его низкой фигуре было что-то мерзкое. Он всегда натягивал на свое неприветливое лицо наглую улыбку, что делало выражение его лица страшным. Родионов одним своим видом вызывал отвращение у царских детей. Он был им неприятен. Они глядели на него как на диковинного зверя, потому что в его душе невозможно было отыскать никаких великодушных чувств. Это было бы пустой тратой драгоценного времени.
Появившись в губернаторском доме, он сразу же построил узников и начал называть их поименно. Арестанты, ответив на его выкрики, сильно удивились и сразу же заподозрили, что он раньше служил в жандармерии. В пользу этой догадки говорил и тот факт, что он всегда носил жандармскую шинель. Впрочем, его новая обязанность мало, чем отличалась от обязанностей тюремного надзирателя. Родионов с первых же минут начал проявить к узникам злобные чувства, язвить и ругаться. Было хорошо заметно, что приносить неприятности и проявлять необъяснимую жестокость к обитателям губернаторского дома доставляло ему большое удовольствие. За злобу и нахальство царские дети невзлюбили Родионова.
Вскоре он бесцеремонно заявил Кобылинскому:
— Передайте, чтобы никто не запирал свои двери в комнаты. Я должен в любое время иметь свободный доступ во все комнаты.
— Ваше требование неуместно, потому что девушки могут почувствовать себя неудобно, — попробовал воспротивиться Евгений Степанович.
— Выполняйте, что я вам велю, — потребовал Родионов и сломя голову умчался в комнату девушек, чтобы повторить свой приказ Ольге Николаевне.
Надзиратель скривил бледные губы в недоброй усмешке.
— Привыкайте к новой жизни, потому что в Екатеринбурге совсем иной режим, чем здесь, — предупредил с напускной угрозой Родионов и наглыми глазами ощупал великих княжон.