Романовы, почувствовав во всем теле бешеную усталость, оделись и приготовились к выходу, но поезд, не доезжая двух верст до вокзала, вдруг включил тормоза. Вагоны заскрипели, зашатались. Через короткое время поезд остановился. Арестанты выглянули в окно и увидели шумную толпу. На перроне подобно мятежному огню бушевали гневные возгласы. Кто-то свистел, кто-то дико орал, приправляя крики ядреной матерщиной. Безумный хохот и неясные угрозы слились в один громкий шум.
— Наконец-то эти подлюги в наших руках.
— Задушить их надо гадюк!
— Дайте, я плюну Романову в его ненавистную рожу.
В это время между толпой и Романовыми неожиданно остановился поезд. Он на одну минуту отрезал узников от толпы. В тот же миг состав с узниками, вздрогнув, набрал скорость и после недолгого хода, остановился на станции Екатеринбург II. Застывший на рельсах поезд тут же оцепили красногвардейцы. Яковлев, сухо попрощавшись с узниками, покинул вагон. Романовы не смогли не заметить, что из холодных глаз комиссара исчезло теплое выражение. Его взгляд стал непроницаемым, и Романовы сразу же поняли, что за всеми его поступками стояли ложь и притворство. Однако, чего он добивался?
Арестанты по гремящей лесенке сошли на уральскую землю. Около поезда Романовых встретила верхушка Уральского Совета: председатель А.Г. Белобородов, его заместитель Б.В. Дидковский, член президиума Совета Ф. И. Голощекин. Белобородов оглядел долгим испытующим взглядом Ники, Аликс, Марию и холодно поздоровался. Романов перехватил этот взгляд, и он ему сказал больше всех слов. В глазах уральского комиссара была торжествующая усмешка. Затем Белобородов самодовольным голосом приказал узникам сесть в автомобиль шофера Самохвалова, и громоздкие автомобили тут же понеслись по городу. Замелькали улицы, переулки, дома деревья. Шумные моторы заглохли только возле приземистого дома Ипатьева.
Матвей Васильев с замиранием сердца оглядел особняк. Он заметил, что он состоял из полуподвала и верхнего этажа, а передний фасад дома и ворота выходили на Вознесенский проспект. Васильев рассмотрел, что позади особняка виднелись хозяйственные постройки и прямо ко двору примыкал небольшой сад, где росли акации, сирень, ель, береза, тополя, липы, а узкий двор был вымощен черными плитами. Особняк был добротным, просторным и одним из самых красивых на проспекте.
Перед приездом царской семьи член исполкома П.Л. Войков вызвал к себе Н.Н. Ипатьева, который недавно приобрел этот особняк и объявил ему, что ввиду чрезвычайной ситуации его дом вместе с мебелью реквизируются и поступают в распоряжение Уральского Совета. После отмены режима чрезвычайной ситуации Войков пообещал возвратить особняк законному владельцу. Ипатьев отдал ключи от особняка и его тут же взял под охрану отряд особого назначения, набранный из рабочих Сысертского завода и Злоказовской фабрики. Они заняли полуподвал дома Ипатьева и верхний этаж дома Попова, расположенного на другой стороне улицы.
Комиссары браво соскочили с автомобиля.
— Граждане Романовы, можете пройти в дом, — строго приказал Голощекин и, кинув на князя Долгорукова яростный взгляд, неприязненно спросил — Представьтесь?
— Князь Василий Александрович Долгоруков.
— Отвезите Долгорукова в тюрьму, — вздернув вверх брови, распорядился Голощекин.
Князя Василия Александровича тут же арестовали и на автомобиле Полузадова отправили в городскую тюрьму. В это же время улица наполнилась людским говором. К дому Ипатьева со всех сторон потянулись любопытные горожане.
— Чрезвычайка! Вы куда смотрите? — воинственно заорал Голощекин и оробевший народ, давя друг друга, кинулся врассыпную.
Романовы, охваченные противоречивыми чувствами, взволновано вошли в последнее в своей жизни жилище. Состояние их духа стало тревожным. Сердца без устали отбивали тревожные удары. Наступило томительное ожидание. Что теперь с ними будет, что? В тревогу Романовых постепенно вплелся страх. Но этот страх был не за себя, а за детей. Давненько это началось, а вот сегодня особенно. Каким-то шестым чувством они поняли, что их тревога не была напрасной.
В особняке мысли Романова непроизвольно унеслись в одна тысяча девятьсот тринадцатый год, когда он посетил в Костроме Ипатьевский монастырь. В тот день праздновалось трехсотлетие правления Дома Романовых. Народ ликовал и, увидев его, радостно кричал могучее “ура”, а в воздух летели головные уборы. Радость народа тогда была искренней, многие плакали. Кажется, что это было совсем недавно. Но что теперь случилось с русским народом спустя четыре года? Что?
В доме было тихо и пусто, стояла мертвая тишина. Романовы с трепетом в сердце остановились в коридоре. Мария жалостливо посмотрела на обоих родителей.
— Минуту внимания! — в полной тишине вскрикнул Белобородов.
Поскрипывая ярко начищенными сапогами, комиссар прошелся по коридору. Романовы с поникшими головами и с сокрушенными сердцами поглядели на уральского комиссара.
— По решению Советского правительства семья Романовых будет находиться в ведении Уральского Совета вплоть до суда над Николаем Александровичем.