Водоворот судьбы. Платон и Дарья

— А в чем собственно дело? — спросил сонный доктор.

— В городе сложилась тревожная обстановка. Находиться на верхнем этаже слишком опасно. Нужно спуститься в полуподвал. Возможно, придется эвакуироваться в другое место.

Наглые глаза Юровского потухли.

— Хорошо, — толстый доктор засуетился.

— Поспешите доктор, — Яков запрятал в глазах коварство. — И ничего не берите с собой.

Боткин ушел будить царскую семью и прислугу. Через час узники собрались. Ники вышел из комнаты вмиг постаревшим и осунувшимся.

— Почему нас подняли ночью? — спросил Романов, с трудом поборов беспокойство.

Бывший император провел по серому изможденному лицу рукой, как будто снимая с него сон, заглянул в глаза комиссара, чтобы разгадать его намерения, но ничего не увидел там кроме черных ям.

— Я уже все объяснил доктору Боткину, — хищно сверкнул зубами Юровский. — Потрудитесь спуститься в полуподвал.

Юровский с Никулиным двинулись вперед. Царская семья, прихватив с собой сумочки, подушки и разную мелочь, пошла следом. Впереди ступая по каменным ступеням, шагал Николай Александрович с больным Алексеем на руках, за ним Александра Федоровна с Ольгой Николаевной под руку, следом Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна. Не отставая от Романовых ни на шаг, зашагала прислуга, начальник караула и латышские стрелки с хмурыми лицами.

Все вышли во внутренний двор.

— Во вторую дверь, — сурово скомандовал Юровский.

Узники, крестясь, вошли в полуподвальный этаж, где горела единственная лапочка.

— В угловую комнату!

Узники с замиранием сердца вошли в мрачное помещение. В комнате справа во всю стену раскинулось широкое зарешеченное окно. В слабо освещенном полуподвале скопилась прохлада. Приговоренные к смерти сгрудились посреди комнаты. Даже при тусклом свете стало заметно, что их лица стали строгими и бледными.

Матвей Васильев с тревогой стал наблюдать за всеми приготовлениями.

Государь стоял, потупившись, он точно бился над какой-то разгадкой, хотя внешне он не выказывал никаких признаков беспокойств. Но скоро Ники словно очнувшись, острым взглядом окинул расстрельную команду:

— Вот-мы собрались. Что теперь будем делать? — Ники своим видом старался показать, что он ничего не боится.

Угрюмое лицо Юровского вдруг сделалось злым. Яков окинул узников взглядом полного ожесточения, а потом отрывистыми распоряжениями стал расставлять царскую семью и слуг в два ряда.

— Вы встаньте сюда, вы туда, а вы сюда…

Арестанты, недоуменно переглянувшись между собой, встали у стены друг за другом. По лицам девушек пробежала душевная тревога. Их сердца болезненно сжались в предчувствии беды и наполнились болью. Женские глаза с ужасом уставились на стрелков. Девушки поняли почти все, потому что их и раньше преследовало дурное предчувствие. Однако до последнего момента великие княжны надеялась, что стоявшие напротив солдаты не отважатся на ужасный поступок.

Установилась трагическая тишина понятная и тревожная. С каждой минутой у узников появлялось все больше прошлого и все меньше будущего. Подобных минут царская семья не переживала нигде и никогда, как в этом проклятом подвале. Они даже услышали, как бьются не только их собственные сердца, но и стоящих напротив стрелков. Впрочем, в гнетущей тишине слышалось даже дыхание каждого присутствующего в полуподвале. Однако обманчивая тяжелая тишина продержалась недолго.

— Здесь нет даже стульев, — отчаянно возмутилась Аликс, и мгновенная бедность залила ее лицо.

— Принесите им стулья, — в одну секунду распорядился Юровский.

Никулин принес два стула. Мать и сын присели.

— Боже мой! Они что-то задумали, Ники, — надорвано произнесла по-английски Аликс, и ее сердце сжалось от приступа сердечной боли.

В последний момент она каким-то шестым чувством поняла, что идут последние минуты их жизни на белом свете. А может быть, счет пошел уже на секунды.

— Будь спокойна Аликс! — с тревогой в голосе ответил Ники.

Но через секунду стало не по себе от дурного чувства и Ники. Он это почувствовал очень явственно. У него выросло растерянное чувство собственной беспомощности и беззащитности перед этими стрелками. Неожиданно пришедшая мысль, отрезвила государя, заставила его вздрогнуть и испугаться. Она словно ударила его. Ему стало жутко страшно за семью. У Романова зародилось чувство невероятной тоски. Лицо государя потемнело, брови свелись в одну сплошную линию. Теперь неясность в этом вопросе рассеялась.

Великие княжны вспомнили о Боге и о Богородице так, как не вспоминали никогда. Они со страстной мольбой чуть слышно стали молить их о своем спасении.

— Пресвятая богородица спаси нас, — со страхом прошептала Мария, догадавшись, что сейчас может произойти что-то ужасное.

— Господи не оставляй нас! Ведь мы же все время молились и ни на одну минуту не забывали тебя. Если ты есть, то почему не окажешь нам милость? Почему не отведешь от нас беду, почему не возьмешь под свою защиту. Почему?! — беспомощно взмолилась про себя Татьяна.