Водоворот судьбы. Платон и Дарья

— Давайте надеяться на лучшее. Да будет над нами благословение божье!

— Ольга, почитай стих Сергея Бехтеева напоследок!

Великая княжна сильно взволнованным голосом начала шептать стих. Сестры заслушавшись, затаили дыхание. Хотя голос Ольги звучал тихо и скорбно, но он звенел как туго натянутая струна, вызывая сильное волнение у сестер. Они делали над собой большое усилие, чтобы не разрыдаться во весь голос. Никогда прежде они не ощущали такой близости и единения как в эту ночь.

Пошли нам Господи терпенье

В годину буйных мрачных дней

Сносить народное гоненье

И пытки наших палачей…

Ольга, прерывисто дыша, смолкла. Глаза девушек начали слипаться, их клонило ко сну.

— Покойной ночи сестренки! — прошептала каждая великая княжна.

— Приятного сна.

Девушки еще долго лежали молча, говорить не хотелось. Они уткнулись лицами в подушки и воспоминания нахлынули с неодолимой силой. Великие княжны вспомнили прошлую счастливую жизнь, где девушкам было беззаботно и весело и они, ворочаясь с боку на бок, стали украдкой стирать хрупкой ладонью обидные слезы. Белые наволочки на подушках стали мокрыми от слез. Но вскоре горькие слезы высохли, да только ничего не забылось. Тяжко, скорбно и тоскливо стало на душе у великих княжон. В это лето они много чего насмотрелись и натерпелись в этом неуютном доме. Последнее время они почти всегда засыпали в страхе и трепете. Правда, иногда они забывались коротким сном, но все равно просыпались в холодном поту от ужаса, что наутро все опять повторится. Измученные пережитым девушки не скоро уснули. Но когда великих княжон склонило ко сну, они невесело улыбнулись своими последними, теплыми улыбками.

Вечер промелькнул очень быстро. Наступила черная непроглядная ночь, которая становилась все гуще и гуще. В домах погасли огни. Весь мир погрузился во мглу. Деревья в тесном саду растворились в темноте. Тихо и безлюдно стало в сонном городе. Над землей нависли низкие свинцовые тучи. Они съели все звездное пространство. Густые тени резко почернели, проникнув даже в дом Ипатьева.

Город, деревья, травы и цветы заснули крепким сном. Ночь покатилась бесшумно. Теперь уже ничто не нарушало тишину июльской ночи. В особняке установилась такая необыкновенная и торжественная тишина, что каждый шорох слышался. В ней отчетливо слышались различные шумы города.

Романовы погрузились в свой последний сон. Измученная семья спала, не чуя беды. Матвей Васильев мысленно подошел к каждому узнику дома Ипатьева, чтобы попрощаться с ними. Он тревожно обнял на прощание Николая Александровича, Александру Федоровну, Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну, Марию Николаевну, Анастасию Николаевну, Алексея Николаевича. Не забыл он отдать дань уважение и прислуге. Она заслужила это своей преданностью, своим самопожертвованием. Прислуга, отлично понимая о грозившей им опасности, предпочла остаться с Романовыми до конца и разделить вместе с ними уготовленную им участь.

“Я бы отдал им все тепло из своего сердца” — сказал про себя Матвей, и его сердце зашлось от страшного предчувствия — Господи помилуй и спаси эту семью! Отдай их беду мне.

Ночью в дом Ипатьева проникли нестерпимые ароматы уральской земли. Как же нелегко им дышалось в душной комнате и как же хотелось им жить! Было тихо, темно и ничто не предвещало ужасной трагедии. Лучше бы эта страшная ночь никогда не приходила. До развязки оставалось всего-то ничего. Что будет-то господи?! Матвей схватился за голову. Что делать-то теперь? Однако что-то изменить ему было не под силу. Узникам осталось теперь во сне только прошагать свою жизнь в обратную сторону. Это сейчас стало все плохо, а в прошлом у них все было как надо.

Что будет? Об этом знали темная ночь, яркие звезды, убийцы и Матвей Васильев. Они чувствовали, что скоро прозвенит звонок, шторы раздвинутся, и начнется последний акт драмы царской семьи.

Впереди их ждали мучительные часы.

***

Ночь с шестнадцатого на восемнадцатого тоже, как назло, выдалась тихой и ласковой. Это обычно бывает в прозрачную летнюю ночь перед самым появлением над землей яркой луны. Сквозь густые облака иногда проглядывали звезды, дул слабый ветерок. Вдоль забора, борясь с сонливостью, бродили часовые. Возле ворот в сторожевой будке дремал караульный.

В половине второго прошумел грузовик, и в дом Ипатьева воровато озираясь, вбежали какие-то люди. Один из них задержавшись, остановился и, с ненавистью оглядев угрюмые окна, заскочил в дверь. Захлопали двери, поднялась беготня. Дом наполнился суетливым шумом и глухим говором.

— Ну, кажись все! — сказал Яков и отправился будить доктора Боткина.

Они явились к узникам ровно в назначенный час.

— Поднимайся! — с ярой жесткостью в голосе потребовал комендант.

Водрузив на нос пенсне, Евгений Сергеевич вышел из комнаты и столкнулся с хмурым взором Юровского. По строгому взгляду коменданта он понял, что произошла какая-то перемена. Боткину стало неприятно глядеть в его глаза. В предчувствии непостижимой беды у него в груди дрогнуло сердце.

— Иди, поднимай царскую семью и прислугу, — строго потребовал Яков.