Следом запыхтел огромный кипящий чайник. Казаки отведали горячего чаю. Усталость разламывала кости, захмелевшие от сытости головы, кружились. Глаза сами собой слипались. Костер источал тепло как добрая печь.
— Ну что, — улыбаясь, сказал Матвей, когда все насытились, — с доброй песней и путь короче, и жизнь краше, и смерть легче. Споем нашу любимую песню.
Матвей Никитин, раздвинув меха гармони, откашлялся и с чувством запел сильным баритоном старинную уральскую казачью песню:
Держались мы три дня, две ночи,
Две ночи долгия, как год,
В крови и, не смыкая очи.
Затем мы ринулись вперед…
Казаки подхватили песню басистыми голосами. Песня разнеслась по речной долине. Она звучала все громче и громче. Даже земля притихла, слушая казачью песню. Платон с закрытыми глазами медленно раскачивался из стороны в сторону в такт песне и беззвучно шевелил губами. У Осипа был самый звонкий и душевный голос. Его глаза сияли так, как будто он ими исполнял песню.
Мы отступали; он за нами
Толпами тысячными шел,
И путь наш устилал телами,
И кровь струил на снежный дол.
Лихая казачья песня вознеслась в небо, пронеслась над землей и унеслась за вечернюю падь. Шумная и полная тревоги песня замерла в тихом вечернем воздухе, и стало совсем тихо. Песня разбередила казаков. Они крепко призадумались. Что судьба приготовила — никто не знает, потому что ни один человек не может знать, что ему написано на роду. Так ничего и, не поняв, они дружно загомонили.
— Веселы привалы, где казаки запевали!
— Люблю наши казачьи песни. В них столько удали и простора, что они берут прямо за сердце. Их подолгу слушать хочется. — Платон поднялся на ноги и вдруг спросил: — А кто такие казаки? Кто знает? Откуда они взялись?
— По Карамзину — беглый люд, — с иронией сказал Осип.
— А если глубже копнуть?
Матвей повел плечом и с горячностью сказал:
— Беглые? Бежали на судоходную многолюдную реку? Под самый бок Турецкой империи? Тогда бежали бы в какие-нибудь дебри, где б их никто не сыскал. И сидели бы там ниже травы, тише воды. Так нет же, они беспокоить и бить турок начали. От испуга, что ли стали вдруг храбрыми и искусными воинами?
— Казаки не вели своей истории. Кто теперь скажет, откуда казаки пошли.
— Не морочьте себе голову! Казак от казака ведется. Казаки есть и всегда будут, потому что не формой славен казак, а духом.
— Русские мы — ничем не отличаемся.
— А ведь многие казаки пошли за красными, выступили против казаков.
— А казаки ли они? Это, наверное, те самые и есть беглые, которых мы напринимали в казачество на свою голову. А царские генералы повели против нас потомков беглых крестьян и каторжников. Но они не понимают, что и сами сидят на пороховой бочке. После нас возьмутся за них.
Платон подошел с ружьем близко к реке.
— Кто сможет так выстрелить?
Перелыгин выстрелил по поверхности реки, и пуля как плоский камень, пущенная из руки, поскакала по воде, оставляя за собой волнистый следок брызг, фонтанчиков, прежде чем на излете скрыться под водой. Осип покачал головой то ли от удивления, то ли восхищения.
Многие попробовали повторить этот прием, но ни у кого не получилось.
— Ну, ты даешь, Платон! — восхитились казаки.
Скоро небо затянули непроглядные тучи. Костер, догорая, выбросил в небо снопы искр. В самое небо потянулся тонкий дымок. Притих тополь, перестала плескаться рыба в реке. Налетевший порыв ветра перебрал тополиную листву, тихими песнями залились степные птицы. На берегу громко всхрапывали кони. Где-то за рекой закликали перелетные птицы.
Осип расшевелил палкой костер. Костер угасал, становилось темно. Казаки, сидя у огонька, тихо переговаривались о предстоящей дорожке.
— Всем отдыхать. Двое встанут в караул, — распорядился вскоре Платон.
Ночная мгла укрыла все. Не стало видно, где земля, а где небо. На черном небосклоне мерцали редкие звезды. Казаки, немного потолковав, расположились на отдых вокруг костра, сложив головы на снятые седла. Говор на берегу реки стих, костер догорал, ветер рябил воду. Сраженные усталостью казаки уснули в один момент. Редкие голоса диких птиц нарушали возникшую тишину.
Наутро казаки проснулись от сильного дождя. Все небо заволоклось черными тучами. Тяжелые струи ударили по палаткам. Не стоило выходить из палаток, чтобы убедиться, что дождь льет как из ведра. На широких лужах вспучились пузыри. В небе поминутно сверкала извилистая молния. Вокруг неумолкаемо грохотало. Один раз гром так раскатисто громыхнул и прокатился вдоль реки, что у всех заложило уши. Следом затрепыхалась далекая сильная молния и все пространство, скрытое за сплошной стеной воды, замигало. Палатки, старый тополь и река то появлялись, то снова исчезали. Огромный тополь, качаясь из стороны в сторону, грозно шумел желтой листвой. В природе творилось что-то невообразимое. Мокрые кони, испуганно озираясь по сторонам, и дико ржа, бешено рвались с привязи.