Дождь все время усиливался. Но вот гром отгремел, синие молнии погасли, небо мало-помалу прояснилось и как ни в чем не бывало, из-за туч выглянуло ликующее солнышко. Под его лучами земля задымилась, на траве засверкали дождевые капли, и воздух опять огласился неумолкаемым пением птиц. На востоке от солнечных лучей зарделся лес.
Казаки торопливо перекусили и, оседлав коней, тронулись в путь. Дорога спустилась в низменность, впереди забелело. Навалился туман — хмурый и белый как молоко. Он старательно закутал отдохнувшую за ночь землю и проглотил все пространство, видимость резко ограничилась. Туман с каждой минутой он становился все гуще и гуще. Но ждать, когда он сойдет, было некогда. Ничего, не видя из-за мутной пелены, казаки двигались вперед, негромко перекликаясь между собой. Сквозь холодный туман испуганно храпели и ржали лошади. Однако через три версты туман стал распадаться. Поднялось солнце, и туман в низине совсем иссяк. Дорога свернула за островерхий холм. Неожиданно из-за него выскочил на коне Селенин и еще издалека хрипло известил:
— Впереди село!
Казаки, не останавливаясь, пронеслись мимо села. За ним показались размытые очертания деревьев, разодевшиеся в разноцветные платья. Ветер грубо срывал с них желтые листья, кружил в остывшем воздухе и швырял на землю, с неба упал крик диких птиц.
Вновь подскакал Селенин и тревожно крикнул:
— Впереди движется большой обоз. Это могут быть красные!
— Всем в овраг! — решительно скомандовал Платон.
Казаки, спустились в овраг, заросший мелким кустарником по краям, и уложили коней на бок. Овраг был недостаточно глубоким, но он все же скрыл казаков от постороннего взгляда. Густые клубы пыли приближались все ближе и ближе. Ею заволокло все пространство. Мимо казаков не останавливаясь, на рысях прошла длинная колонна. Кавалеристы, тачанки с пулеметами наполняли воздух невероятным шумом. Земля загудела от множества конских копыт.
Платон пригляделся к проходящей мимо колонне. Вдруг от нее отсоединился одинокий всадник и направился в сторону оврага. Осип передернул затвор винтовки, однако красный, не доскакав до оврага, неожиданно повернул назад.
— Если бы произошел бой, нас бы никого не осталось — негромко прошептал Осип.
В это время в овраге протяжно заржал конь, но ни красные его не услышали. Слитный топот лошадей, скрип телег и лязг оружия перекрывали все звуки. Грохочущий поток красногвардейцев, то пропадал в низменности, то снова появлялся на возвышенности, но скоро совсем пропал из вида. Степное пространство поглотило красногвардейцев.
Все промчалось, прогремело и заволоклось плотной тучей пыли. Степь наполненная невероятным гулом, стихла. Однако не успела пыль до конца рассеяться, как на горизонте показалась небольшая группа всадников. В этот миг Платон начал выбираться из оврага. Осип ухватил его за рукав.
— Погоди не выходи!
Платон, затаив дыхание, прижался к земле. Осип же все время оглаживал коня, чтобы тот не вздумал заржать до тех пор, пока всадники не скрылись за холмом.
— Заночуем здесь, а по утру отправимся в путь. Всем дрыхнуть кроме дозорных!
Беспокойно и тревожно переночевав в молодом овраге, казаки спозаранку поднялись, крадучись развели костер и стали готовить завтрак. Едва восточный небосклон зардел тонкой полосой рассвета, казаки, поправив свои папахи, простились с убежищем и, поднявшись из оврага, отправились дальше в путь.
И опять казацкие кони застучали копытами, и опять побежала под копытами коней уральская степь. Казаки, предвкушая скорую встречу со своими родными и близкими, с радостью двигались к Старому Хутору. И чем ближе они подъезжали к родным местам, тем отраднее становилось в их сердцах.
Дарья каждый день седлала свою белую лошадь, выезжала на далеко проглядываемый участок дороги, подолгу вглядываясь вдаль, смотрела из-под руки на дымную даль, но любимый казак не появился на горизонте и она ни с чем возвращалась домой. Но в один из осенних дней, когда солнце уже свернуло с полудня и залило ослепительным блеском всю землю, в клубах пыли показался одинокий всадник.
— Мне тоскливо без тебя. Я хочу, чтобы это был ты, — прошептала Дарья.
Девушка всем сердцем почувствовала, что это едет Платон. Их сердца как будто подали друг другу добрую весть. Дарьина душа затрепетала радостью. Девушка, приподнявшись на стременах и, защищаясь ладонью от солнца, пыталась разглядеть хоть что-нибудь. Ее глаза, то ширились, то узились, но всадник расплывался перед глазами.
— Это Платон, — наконец сказала она уверенным голосом, прижав руки к девственной груди.
В ней все затрепетало от радостного ожидания. Всадник подъезжал все ближе и ближе. Теперь его можно было четко разглядеть. Дарья поняла, что она не ошиблась. Это о нем ее сердце болело. Это о нем она ежедневно думала. И только в нем она видела свое счастье.
Девушка неприметно смахнула тонкими пальцами слезу и пронзительно крикнула, с трудом сдерживая счастливые слезы:
— Пла-то-он!