Воды Дивных Островов

На следующий день, когда сошёлся я с друзьями, они спросили меня, как обстоят дела, и сказал я им, что всё хорошо и что надо бы обсудить происшедшее под нашим древом совета. Засим спустились мы в зал, где встретила нас госпожа ведьма; и ожидал я, что в полной мере явит она мне гнев свой и злобу; только всё случилось наоборот; ибо она казалась весёлой и приветливой и осыпала меня любезностями, без которых, по чести говоря, я вполне мог бы и обойтись. Но вот что приметил я: взгляд колдуньи блуждал, и речь порою прерывалась, и всё время она словно бы что-то искала и высматривала; и ласкающие её руки тоже искали, не нащупают ли чего под моей одеждой. Только всё это было ни к чему, ибо у самых дверей зала я вручил флакон Бодуэну и наказал хранить его до тех пор, пока не окажемся мы под нашей яблоней совета. Засим волчица то краснела, то бледнела, и кипела от злости, и беспокойно теребила свои украшения, и когда настало время отпустить нас, она помедлила и не раз оглянулась назад; и никак не желала уходить, не заполучив того, что ей нужно, а именно – помянутого флакона.

Но едва переступили мы порог дома, я повелел друзьям пойти со мною в другое место, а отнюдь не к привычной яблоне совета, и они поняли, что я имел в виду, и я отвёл их на поросшую травою поляну за пределами сада, где на много ярдов вокруг расстилалось открытое пространство, и ничего там не росло, кроме липы, под которой мы и уселись. Тогда я рассказал собратьям обо всём, что приключилось прошлой ночью, а также и о флаконе, и объяснил, как, по моему мнению, следует нам вести себя нынче вечером на пиру, и оба со мною согласились. А что мы задумали, вы услышите позже, когда дойду я до исполнения замысла; но повелел я Бодуэну оставить флакон при себе до вечера.

Затем заговорили мы о других делах; и очень скоро представился нам повод порадоваться, что остереглись мы вести свои речи под яблоней (ибо не сомневался я, что там ведьма станет за нами шпионить). Ибо не успели мы обсудить всё досконально, как заприметили злобное создание у садового плетня; там стояла она, не сводя с нас глаз.

Тут поднялись мы и направились к ней, словно ничего не случилось; и ведьма пригласила нас погулять по саду вместе с нею; и мы согласились, и последовали за госпожой, и побродили среди цветов, а затем прилегли отдохнуть на благоуханной траве. Воистину, и для неё, и для нас время тянулось невыносимо. И померещилось нам, будто красота холёного и пышного тела госпожи со вчерашнего дня заметно увяла и поблекла; колдунья казалась бледной и измученной; взгляд её блуждал, и в глазах читался страх.

И вот предложила она нам пройти по саду чуть дальше и в полдень подкрепиться немного; и поднялись мы, и привела она нас туда, где лозы увили изгороди и шатром сомкнулись над головою, подобно зелёным аркадам; там стоял накрытый стол, заставленный изысканными яствами и напитками. И пригласила нас ведьма садиться. Воистину обед тот не пробудил в нас ни малейшего аппетита; и сказал я себе: «Яд! яд!»; и ровно то же подумали и собратья мои, как признались они мне впоследствии. И увидел я, как Бодуэн извлёк из ножен меч, и понял я, что задумал Золочёный Рыцарь нанести удар тут же, не медля, как только заметит что-либо подозрительное. Я же сидел подле ведьмы; и положил я руку на кинжал, висящий у пояса. От глаз колдуньи не укрылось и это, и побледнела она как смерть и задрожала; и что бы ни ели мы и ни пили за тем столом под шелестящими виноградными листьями, всё подносила она нам своей рукою; и тогда убедились мы, что госпожа острова и впрямь задумала было погубить нас на этом самом месте, да только устрашилась свирепого взгляда Бодуэна и моей угрожающей руки.

Вскоре стало очевидно, что колдунья не в силах более высидеть с нами за одним столом. Она поднялась, и улыбнулась нам призрачной улыбкою трупа, и позволила удалиться, и поспешила обратно в дом. И весьма порадовались мы, избавившись от её общества. Однако как сами мы опасались удаляться от дворца, на случай, ежели произойдёт что-то новое, так и ведьма не могла вовсе оставить нас в покое; но трижды в тот вечер, в каком-нибудь уголке сада, либо рощи, либо на лугу сталкивались мы с нею, встречая пепельно-бледное её лицо и полный ненависти и гордыни пристальный взгляд; и всякий раз ведьма принуждала себя улыбнуться и поворачивала прочь с каким-нибудь пустым словом.

Наконец солнце стало клониться к закату, и пришли мы к лестнице, и застали там колдунью: как обычно, она поджидала нас. Но когда приблизились мы, никому не подала госпожа руки, но двинулась вверх по ступеням, и мы пошли за нею, не говоря ни слова.

И вот оказались мы в зале, где накрыт был воистину королевский стол и повсюду горели восковые свечи, и над всем этим нависал великолепный каменный свод. Мы подошли к возвышению и уселись, ведьма – на трон свой из золота и слоновой кости в конце стола, я – по правую её руку, лицом к залу, а спутники мои – напротив меня, спиною к выходу.