Воды Дивных Островов

Изысканные яства и напитки, выставленные перед нами, ни в чём не уступали прежним, однако мы к ним не притронулись и пальцем, но сидели, не сводя глаз друг с друга, минуты две, может статься, а ведьма переводила взгляд с одного на другого и дрожала так, что руки её тряслись, словно в припадке паралича.

И вот, наконец, я поднялся и поднёс руку к груди (ибо Бодуэн вручил мне флакон, прежде чем подошли мы к лестнице); и заговорил громко; странно и гулко прозвучал голос мой в роскошном зале. «Госпожа, – сказал я, – что-то чересчур бледна ты ныне, словно бы удручена или недужна. Выпей же за моё здоровье вот из этого драгоценного флакона, и снова поправишься ты и повеселеешь».

С этими словами поднял я флакон над головою. Тут ведьма ужасно изменилась в лице; закричав беркутом, она вскочила на ноги и потянулась к сокровищу, дабы отнять его. Но я левой рукою толкнул её назад к трону; тут подоспели Бодуэн и Артур, и схватили колдунью за плечи, и крепко-накрепко прикрутили к трону верёвками, что запасли заранее. Ведьма же, едва отдышавшись, завизжала в голос: «Ах, всё теперь погибло, и гордый мой дворец, и я вместе с ним! Развяжите меня, предатели! Развяжите, глупцы! И дайте мне один глоток воды могущества; тогда я расскажу вам всё, и вольны вы будете уйти восвояси вместе со своими рабынями, ежели пожелаете. А! Отказываетесь развязать меня, отказываетесь, да? Ну что же, тогда, по крайней мере, и вы, глупцы, погибнете под развалинами, и они тоже, изменницы, исхлёстанные плетью, истерзанные пытками дурочки, что не сумели от меня спастись. О, освободи меня, освободи! – ты, в чьих объятиях я провела столько ночей, освободи и дай отпить славной воды могущества!»

Так взывала она; а надо сказать, что тело колдуньи уже утратило всю свою былую красоту: кожа ног и рук обвисла и пожелтела; теперь ведьма, ровно так же, как и лицо её, выглядела воплощением вздорной и жестокой гордыни; и слова её утратили смысл и превратились в звериные завывания. Но что до меня, понял я, что глоток воды этой нам не повредит, раз уж ведьма так упрашивала вернуть ей флакон; засим извлёк я пробку и отпил, и тут же словно бы пламя пробежало у меня по жилам, и почувствовал я, что силы мои утроились, и взор мой сделался на удивление ясен; и поднял я глаза и оглядел залу, и ло! – там стояла Аврея, прикованная за лодыжку к третьей от возвышения колонне; а напротив неё – Виридис; а у следующей, четвертой колонны – Атра. Тогда закричал я громким голосом, что громом раскатился по ведьминскому залу: «Ло, что я вижу!» И обежал я стол вокруг и подтолкнул и потащил за собою Бодуэна и Артура, взывая: «Идите сюда, идите! Они нашлись, они здесь!» И поспешил я к своей возлюбленной и увидел, что одета она в одну лишь белую сорочку, снизу доверху забрызганную кровью, и лицо её осунулось и побледнело; и слёзы хлынули из глаз бедняжки при виде меня, но ни слова не слетело с её уст, хотя поцелуи их были сладостны.

Тогда обернулся я к своим спутникам, а те стояли, словно громом поражённые, не понимая, что происходит; и подошёл я к ним и дал отпить из флакона; и глаза их открылись, и силой сравнялись они с великанами; и каждый устремился к своей возлюбленной. Бодуэн же, прежде чем поцеловать Аврею хотя бы раз, ухватился за цепь, что приковала бедняжку к колонне, и выдернул её голыми руками. Судя по всему, поступил он на редкость мудро, ибо в завываниях ведьмы снова послышались слова: «А, забавляйся себе с цепями, забавляйся подольше! Ибо уже слышится гул, и дрожит замок, и вот-вот рассыплется в прах! Ах, мерзавки на свободе! Горе мне! Ужели суждено умереть одной!» И снова превратилась речь колдуньи в бессвязные вопли; а тем временем я и Артур подхватили своих возлюбленных на руки и поспешили за Бодуэном на лестницу и дальше, в напоённый свежестью, благоуханный сад, где луна уже роняла тени.

Остановились мы в некотором отдалении от замка; подземный гул, о котором поминала злобная старуха, всё нарастал, пока не превратился в гром, и у нас на глазах высокие белоснежные стены и отделанная золотом крыша обрушились вниз, и огромное облако пыли поднялось к чистому, осиянному луною небу.

Мы глядели да дивились, равно как и возлюбленные наши, что до сих пор не вымолвили ни слова; но не успели двое других погоревать по этому поводу, как дал я Виридис отпить воды могущества, и вернулся к ней дар речи, и тотчас же осыпала она меня словами нежности, кои я вам пересказывать не стану. Затем дал я флакон Аврее и Атре; и сей же миг и они тоже заговорили со своими возлюбленными.

Воистину ничто не нарушало нашего счастья теперь, в преддверии ночи, ибо вода могущества придала сил и дамам, ровно так же, как и нам, и излечила все раны и рубцы, что претерпели тела их от гнусной ведьмы; глаза освобождённых пленниц засияли, щёки налились и окрепли, губы сделались непередаваемо сладки, а руки – сильными и нежными.