Воды Дивных Островов

– Благородная государыня, мы должны сделать вылазку, а все мужчины и юноши города тем временем пусть выйдут на стены, ибо нас слишком мало, чтобы оборонять такой большой город, а враг многочислен. Половина из наших людей предельно утомлена сражением, долгим маршем и двумя днями осады. Стены – и старинные, ветхие, и новые, ещё сырые, растрескались в двадцати местах. Враг сооружает огромный плот, чтобы пересечь ров. Подойди к окну, государыня, и, невзирая на ночь, услышишь стук молотков. Когда король Боррас вновь облачится в доспех – как жаль, что я не убил его, – на нас нападут в двадцати местах сразу, и тогда, боюсь, прекрасный город ждёт злая участь. Мы должны предпринять ночную атаку и перебить и сжечь всё, что удастся.

– Добрый рыцарь, – ответил Барульф, – ты мудр, невзирая на молодость, и по слову твоему будет исполнено. Пусть кто-нибудь соберёт две тысячи самого лучшего войска – из тех, кто не настолько устал. Людей этих следует разделить на два отряда. Один выйдет из Восточных ворот, и его поведёшь ты, сэр Льюкнар. Я поведу второй отряд – из ворот Святого Георгия.

Слова эти он проговорил с пылом, и лицо старика окрасил румянец. Застенчиво поглядев на него, Герта сказала:

– Сэр Барульф, не слишком ли стар ты, чтобы краснеть? Все твои слова полны мудрости, кроме самых последних, портящих дело, ибо тебе надлежит остаться с нами. А поедет в бой кто-то другой.

Лицо Герты озаряла ясная улыбка, она воистину была счастлива в этот миг, видя пророческим зрением, что конец уже недалёк.

– А я? – спросил Льюкнар. – Следует ли мне тоже остаться?

– Ступай, прекрасный рыцарь, и да хранит тебя Господь от всякого зла.

Но Барульф ответил также с улыбкой:

– Тебе виднее, королева Герта, поэтому я останусь; придётся отыграться на троих герцогах, они дождутся своего, не сомневаюсь, и да сделает Всевышний легковесными руки их! Но кто же заменит меня?

Королева оглядела благородное собрание, глаза её остановились на сидевшем напротив неё юном рыцаре, чем-то напоминавшем Герте короля, дожидавшегося её теперь под чёрными тополями. Она спросила:

– Сэр рыцарь, я не знаю твоего имени… Я обращаюсь к тебе, рыцарь в синем плаще с золотым шевроном*. Примешь ли ты на себя эту службу?

Всё время совета юноша этот не отрывал от неё глаз; услышав обращённый к себе голос королевы, он стал оглядываться по сторонам, словно бы они говорили с глазу на глаз и другие могли подслушать. Поднявшись, он пал к её ногам, не зная, на небе находится он или на земле, а потом едва слышно буркнул нечто о том, что не считает себя достойным.

Герта глядела на него с той невыразимой жалостью и лаской, которые заставляли каждого мужа так любить её, так верить в неё.

– Подожди, добрый рыцарь, молю тебя – встань… Живы ли ещё твои отец и мать?

– Нет, государыня, – ответил он, ещё оставаясь на коленях, словно бы умолял сохранить ему жизнь.

– А сёстры или братья?

– Увы, государыня Герта, у меня нет никого.

– А есть ли возлюбленная?

– Да, я люблю одну деву.

О, какое сочувствие сгустилось в её глазах! Нечего удивляться тому, что в теле юноши затрепетала каждая жилка.

– И она будет согласна на то, чтобы ты возглавил отчаянную вылазку, ты – юноша, у которого впереди вся жизнь, как говорят мужчины?

– Прикажет ли она мне идти? – спросил он.

– Бедный мальчик!.. Ступай – а после смерти мы встретимся вновь. Вы с Олафом будете друзьями, и ты увидишь всю его славу. Как твоё имя?

– Рихард.

– Прощай, Рихард! – Она подала рыцарю руку для поцелуя, и он отбыл, не говоря более ни слова; только присел снаружи палаты на минуту-другую, не зная, что делать с собственным счастьем.

Тут вышел и Льюкнар, и вместе они отправились выбирать людей, а по пути поверяли друг другу, что было на сердце. Рихард сказал:

– В жизни моей с самого детства не было столь счастливого дня. Сегодня мы будем биться с доблестью, сэр Льюкнар.

– Да, – ответил тот, – нам следует поблагодарить Бога, сэр Рихард, – за то, что в нынешних обстоятельствах он ясно указал нам, что надлежит делать. Помню, как в прошлом я часто изводил себя самого мыслями о том, как буду жить, если случится, что моя истинная возлюбленная – когда любовь придёт ко мне, ибо чувство это не торопилось к моему засохшему сердцу – не оценит меня.

А теперь Господь велит нам попросту забыться на несколько часов в отчаянной битве, а потом дарует забвение – до встречи с нею в иных краях. И я не заслуживаю этой милости, ибо – хотя людские уста нередко произносят моё имя, превознося мои деяния, – в каждом сердце таится своя горечь, и я знаю, почему совершал подвиги – не ради Божьей славы, а ради себя самого.

– Но разве Господь не примет подвиги мужа, совершённые им по смешанным мотивам, отчасти добрым, отчасти злым? Разве не написано: «…по плодам узнаете их»? Ну, а плоды твоих дел… Как часто, слыша о них, я мечтал стать таким, как ты, – таким же отважным, мудрым и добрым!

– Ах, эти плоды, эти плоды! – сказал Льюкнар. – Сколь часто обдумывая законные плоды собственных помыслов, я содрогаюсь, понимая, насколько близко проходил от обители Дьявола. Молись за меня в битве, Рихард.