Воды Дивных Островов

– Льюкнар, ты добр и скромен, – ответил тот. – Я не знаю, чем могут помочь тебе молитвы такого человека, как я, но буду молиться. Но и я был беззаботен в своих деяниях. Я любил красоту настолько, что ради обладания ею мог бы совершить любое преступление; и всё же Господь был милостив ко мне… И более всего доброту его я вижу сейчас: ничего не совершивший за всю свою жизнь, я должен совершить подвиг и умереть.

– Это достойно – совершить доброе деяние и пасть, – согласился Льюкнар. – Прощай.

И они отправились каждый к собственному отряду; к этому времени дождь прекратился, с моря налетел крепкий ветер, чуть разогнавший облака, однако намного светлее не стало. К тому же и луна, хотя и взошла, но в основном пряталась за облаками.

Две тысячи всадников, разделившись пополам, направились каждый в свою сторону, стараясь не шуметь на улицах города. Соблюдая тишину, открыли и ворота Святого Георгия, и Льюкнар выехал из города во главе своих людей. Теперь по каждой стороне их высилось по «коту», поэтому пришлось выделить две сотни, чтобы сжечь обе башни; потом эти люди должны были присоединиться к основному отряду – по возможности, причинив максимальный ущерб петрариям. Вышло так, что захватчики не очень-то стерегли этот край своего лагеря: в «котах» не оказалось ни одного человека, а выделенные в охрану пять десятков спали в двадцати ярдах от них. Посему обе сотни подожгли башни, предварительно набросав туда достаточно пакли и облив её смолью, чтобы пламя нельзя было погасить; тем временем пробуждённые топотом коней и рёвом огня караульные были преданы мечу – сонные, ошеломлённые, не успевшие даже взяться за оружие. После этого оба отряда, запалив по пути совершенно беззащитные петрарии, присоединились к основной рати, спешившей к стану врага, разбуженного пламенем и шумом и уже начинавшего шевелиться. Буквально в считаные минуты летящий галопом конь вынес Льюкнара к самым крайним палаткам, их немедленно подожгли, и охваченный пламенем и дымом Льюкнар вторгся в стан короля Борраса во главе своей тысячи.

Поначалу сопротивления почти не было, захватчиков срубали или пронзали копьями, когда, едва вооружившись, они выскакивали из вспыхнувших шатров, ибо свежий ветер распространял огонь дальше и дальше, – однако тревога ширилась, враги успевали собраться в боеспособные отряды, и Льюкнар оказался в окружении прежде, чем успел это заметить. И посему, когда сражение предоставило ему возможность передохнуть, Льюкнар огляделся, прикидывая, каким образом он и его люди могут погибнуть к наивящей выгоде для отечества. Он прислушался и поглядел в сторону восточных ворот, однако не услышал шума и не увидел пламени над огромными баллистами, таранами и плотом для переправы через ров, которые должен был запалить Рихард. Увы, случилось так, что, предоставляя Льюкнару возможность вершить отчаянные деяния, люди короля Борраса услышали шум в городе на противоположном его конце, и несколько храбрецов отправились с вестью к своему господину; к этому времени король едва не обезумел от собственной неудачи и бесился, как сам дьявол, с которым, должно быть, и впрямь был в родстве; посему явиться к нему с плохими новостями мог только отчаянный храбрец. Однако, как я уже говорил, несколько удальцов решились всё-таки сообщить своему владыке, что горожане готовят вылазку в той части лагеря.

Первым ответом им было четыре дротика, связку которых Боррас специально для подобных оказий держал возле своей постели. Один из пришедших получил рану, однако остальные сумели всё-таки уклониться. Выслушав же, наконец, своих подданных и чуть поостыв, он послал целых пять тысяч, чтобы они ударили в тыл отряду Рихарда, когда тот приблизится к баллистам. Надо сказать, что в этом месте осадные орудия были крупнее, но и стояли дальше от стен, потому что решающий приступ враг намеревался предпринять именно здесь.

Словом, когда отряд Рихарда, соблюдая тишину, выехал из Восточных ворот, этот пятитысячный отряд противника уже подкарауливал горожан, а вокруг баллист собрались во множестве лучники и пращники. Ни всадников, ни стрелков не было видно, ибо очередной порыв ветра как раз затянул луну облаками. Словом, когда, находясь уже возле баллист, Рихард послал полсотни людей поджечь самую большую, их немедленно обстреляли в лоб и с флангов. Посему те, у кого не было действительно надёжных панцирей, были либо убиты, либо слишком тяжело ранены, чтобы иметь возможность отступить. Остальные поспешно вернулись к главному отряду, уже остановившемуся, ибо Рихард к тому моменту понял, как обстоят дела. Тут бы и встретил он погибель со всеми своими людьми, не оказав никакой помощи королеве Герте и её вышедшему на запад народу, однако предводитель этих пяти тысяч решил не нападать на Рихарда с тыла, чтобы не перебить в темноте собственные войска, на его глазах уже вступившие в бой с горожанами. Решив же, что если он продвинется к городу, то осаждённые немедленно нападут на его отряд, он отступил в беспорядке.

Рихард, осознававший истинное положение дел, повернулся к своим людям и крикнул: