– И грозный танк не проползет, – сказал он.
– Там пролетит стальная птица, – сказал он.
– Так что…. это кто еще сраный, – сказал он.
– Пацан, а ведь это твой отец дежурил в ту ночь, – сказал он.
– Отвали, – на всякий случай сказал я.
– Да нет… если бы не он, мои собутыльники бы сбежали, – сказал он.
Снова нырнул. Я глянул: он лег на дно, широко раскрыл глаза и выпустил воздух струйкой пузырьков. Татьяна Николаевна тактично кашлянула. Я обернулся, и увидел, что она держит за руку грустного пацаненка в школьной курточке и с носом, как у выдающегося советского актера Вицина.
– Рома Шраер! – радостно сказал я.
– Володя Лоринков, – сказал он.
– Помнишь, я предложил тебе с братом купить у меня винтовку-воздушку? – сказал он.
– В 1984 году, – сказал он.
– Как же, – сказал я.
– Полсотни форинтов мы тебе заплатили, – сказал я.
– Ага, – сказал он.
– Я, собственно, зачем, – сказал он.
– Форинты-то в 2002—м обесценились, вместо них теперь евро… – сказал он.
– И? – сказал я.
– Так я за «воздушкой»! – сказал он.
– Ах ты жи… – сказал я.
– Тс-с-с-с, – сказала ласково Татьяна Николаевна, зажимая мне рот.
– Посмотри, как красиво, – сказала она.
В наступивших легких сумерках заброшенный городок ожил. Горели окна, мелькала разноцветными огнями карусель, которую ставили на плацу по выходным, пахло колбасами и «ландышами» – теми самыми лепешками с чесночным соусом, – от лавок в фургонах – из которых протягивали ту самую колбасу и «ландыши» приветливые в минуту торговли венгры… Прогуливались короко стриженые мужчины в форме и без обручальных колец… и женщины со смешными прическами как у Джейн Фонды и с обручальными кольцами. Пары цеременно кивали мне.
– А теперь сюрприз, – сказала Татьяна Николаевна, когда мы подошли к забору между домами и казармами.
– Дерево, залезай, – сказала она.
Я поднял взгляд. Яблоня. Снял куртку и полез на самый верх. Там, на самых тонких ветвях, я словно успокоился, и мне впервые за 30 лет стало легко. Сквозь листву я увидел внизу часового. Он повернулся и сказал:
– Помнишь, ты постоянно крал здесь яблоки, – сказал он.
– А мне всегда за это влетало, потому что здесь не место детям, – сказал он.
– Чувак, я для яблочного пирога, я не специ… – сказал я.
– Да ладно, я просто хотел сказать, что всегда видел тебя, – сказал он.
– Ни хуя ты не Фенимор Купер, – сказал он.
– Я специально отворачивался, – сказал он.
Я бросил в него яблоком и слез. Мимо прошел седой, – несмотря на молодость, – мужчина с женой и двумя девчонками. Я не помнил его, но сразу узнал по описаниям.
– Товарищ начальник штаба Масхадов, – сказал я.
– Держитесь подальше от индепандистских тенденций малой родины, – сказал я.
– Это все плохо для вас кончится, – сказал я.
Он наклонил голову, и посмотрел на меня с недоумением.
– Впрочем… – сказал я.
– Доброго вечера, – сказал я.
Он кивнул и пошел дальше – навстречу гранате спецназа, которая залетела в его последий схрон, и, глядя на которую он, может быть, вспомнил этот городок, свет, безмятежный вечер и музыку каруселей. Я долго глядел ему вслед.
…Татьяна Николаевна ждала меня.
– Тс-с-с, – сказала она.
Спряталась со мной за деревом. Мимо пробежал человек с безумным лицом, и пистолетом.
– Замполит, ищет тебя, между прочим, – сказала она.
– Ну, застрелить, – сказала она.
– За что?! – возмутился я показно.
– Украсть все противогазы со склада было не лучшей идеей, Володя, – сказала она.
– Тем более, перед приездом комиссии из Москвы, – сказала она.
Я потупился.
– Это не я, это брат, – сказал я виновато.
– Привет, – сказал он.
Я глазам своим не верил. Передо мной стоял брат – семилетний, худенький, задумчивый гений, с вечно взъерошенными волосами.
– Брат, брат, – сказал я.
Обнял мальчишку. Он смотрел на меня чуть отстраненно и с любопытством.
– Ну как, – сказал он.
– Ты стал космонавтом, как собирался, – сказал он.
– Я… – сказал я.
–… в общем, знаешь, да, – сказал я.
Мимо пронеслась ватага пацанов на велосипедах. Один – чересчур маленький, чтобы рулить велосипедом на раме, и потому стоявший под ней, – был удивительно похож на… Пацаны орали во все горло.
– Пора-пор-порадуемся, – орали они.
– На своем веку, красавице и бу… орали они.
Я молча смотрел им вслед.
– Ты только посмотри на себя, – сказал мой рассудительный с детства брат.
– Только и делаешь, что на велике катаешься, да фигню всякую поешь, – сказал он.
– Да все пытаешься обслюнявить рыжую Свету за пару конфет, – сказал он.
– Что-то я сомневаюсь, что таких раздолбаев и оболтусов берут в космонавты, – сказал он.
Вместо ответа я снова обнял его. Душил в объятиях, как старая, трахнутая на всю голову тетушка.
…Татьяна Николаевна тактично кашлянула. Сказала:
– Володь, пойдем? – сказала она.
Я оглянулся на нее, а брат, р-раз, и исчез. Наверное, опять пошел запускать модель космического корабля с украденными со склада патронами. Да, конечно, патроны, как и противогазы, тоже были вовсе не моей иде… Я вспомнил.
– Никаких пятидесяти форинтов засранцу Шраеру! – крикнул я в огни городка.
– И перепрячь те патроны от «Шилки» в схроне у елки! – крикнул я.
– Отец знает, где мы их зарыли, и тайком вынет, – крикнул я.