Читаем Воды любви (сборник) полностью

…Участником космической программы по покорению Марса будущий полковник авиации Лоринков стал совершенно случайно. Можно сказать, против воли. Он стоял в то морозное утро – позже писал Лоринков в блокнотик, который собирался продать по возвращении с Марса издателям, – на Каширке. Или Пречистенке? А может, Химке? Лоринков не знал, он постоянно путал эти дурацкие московские названия, в которых могут разобраться только москвичи. Те самые, которые проносились мимо Лоринкова на дорогих автомобилях, лишь изредка притормаживая. Тогда Лоринков, прыгавший на обочине, как большая дрессированная обезьяна в оранжевой жилетке, бросался машине наперерез, стучал в окошко – очень нежно, чтобы не возбудить даже намека на недовольство владельца авто, – и кричал:

– Плитку кладу, заборы ставлю, – кричал он, окутанный клубами пара, потому что на улице было минус 25.

– Огород вскапываю, сантехнику ремонтирую, – говорил он.

– Все виды строительных работ, – говорил он.

– Стройка от «а» до «я», – говорил он.

Может, дела бы шли хорошо, – все-таки Лоринков разбирался в маркетинге, потому что работал охранником в маркетинговово-консалтинговой фирме, когда его уволили, – если бы не тысячи три узбеков и таджиков, которые подбегали к машинам вместе с Лоринковым. Они тоже предлагали услуги строительства от «а» до «я» и брали клиента низкой ценой и сплоченностью. Иногда случались курьезы. Бывший pr-менеджер и неудавшийся писательЛоринков, которого безработица заставила приехать унижаться в Москву – в письмах родным он, как и все молдаване, называл это «покорить столицу», – вспомнил блестящий джип, под колеса которого он едва не попал. Из машины вышел лысый и щуплый крепыш – противоречивый, как вся его внешность – и долго бил Лоринкова черенком от лопаты, который вынул из багажника. Крепыш явно был культурным человеком, потому что бил работягу не молча, а что-то рассказывал.

Лоринков не запомнил – там было что-то про «гламурный протест-лайт от маркетологов из ФСБ», «опять сорвали финансирование на Свободную прессу» и «революционные колонки в Снобе».…

Крепыш, бережно вытерев черенок курткой Лоринкова, захлопнул багажник. Сплюнул. Закурил. Прищурился. Стал очень похож на Горького. Сказал:

– Не обижайся, братан… – сказал он.

– Иногда залезешь в интернет, прочитаешь гадостей про себя, – сказал он.

– Все нервы обнажаются как купальщицы на одноименной картине Моне, – сказал он.

– Потом мысленно ответы сочиняешь, – сказал он.

– А тут ты подвернулся, – сказал он.

– Под машину зачем-то прыгнул, – сказал он.

– Плитку я… того… кладу… – прошептал Лоринков.

– Бедствую тут… – сказал он, плача.

– Ты безграмотный трудящийся, – сказал ласково крепыш.

– Видишь Кремль? – спросил он.

– Да, – на всякий случай соврал Лоринков, понятия не имевший, как он выглядит, этот Кремль.

– Бери топор, факел, и ступай бить тех, кто там сидит, – сказал крепыш.

– Да, конечно, прямо сейчас бегу, вот только попустит, – сказал Лоринков, боявшийся прогневить крепыша.

– Бить их, жечь их, запомни, Кремль, – сказал крепыш.

– Да, конечно, вот только полежу чуть-чуть, соберусь с силами и пойду жечь и бить Кремль, – пообещал Лоринков, слабея от потери крови.

– Я, кстати, туда сейчас еду, – сказал крепыш.

– Подвезёте? – спросил Лоринков.

– Нет, машину испачкаешь – сказал крепыш, – да и по другим делам я туда еду.

– Я туда чай пить, – сказал он.

– С плюшками, – сказал он.

Лоринков на всякий случай притворился мертвым, и лишь услышал, как джип, газанув, умчался.


* * *

Лоринков, в принципе, умирал, как вдруг услышал топот тысяч ног. Приоткрыв глаз, мимикрирующий под покойника гасарбайтер увидел несущийся кортеж. Таджики и узбеки, визжа под ударами милицейских дубинок, разбегались, словно жители покоренного Иваном Грозным Казанского ханства. Внезапно кортеж притормозил. Блестящий автомобиль стоял как раз напротив Лоринкова. Не к добру, вспомнил блестящий джип крепыша гастарбайтер, снова будут бить. Из машины вышел невысокий мужчина в отличном кашемировом пальто, в каких ходил весь Кишинев в сезоне 2002—2003 гг. Мужчина подошел к Лоринкову и спросил:

– Национальность, – спросил он.

– Молдаванин, – сказал Лоринков.

– Ну-ну, – сказал мужчина.

– Не нужно унижаться, милейший, – сказал он.

– Будь смелее и не трусь, – сказал он.

– Помни о чувстве собственного достоинства, – сказал он.

– Понял, молдаванин? – сказал он.…

после этого начались чудеса. Лоринкова втащили в машину, которая изнутри больше напоминала космический корабль – «из бывшей станции Мир и переделали», сказал мужчина в пальто, – и угостили шампанским. Вытерли кровь и сопли. Внимательно выслушали историю насчет обидчика.

– Ты не сцы, Володя, – сказал Лоринкову еще один мужчина в костюме.

– Я знаю этого хулигана, – сказал он.

– Это очень плохой человек, националист и болтун, – сказал он.

– Нацбол, сокращенно, – сказал он.

– Зовут его Захар, а фамилия его все равно никому ничего не скажет, – сказал он.

– Это некий блогер prilepin – сказал он.

– А нам не по херу? – сказал он.

– Мы нефть качаем, – сказал он.

– Но ты все равно не думай, что мы это так оставим, – сказал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее